Савелий Новодачный - Домашний рай

Поезд с Савеловского вокзала следовал до станции Новодачная, поэтому он вместе с остальными физтехами, которых он мог, наверное, узнать даже в многотысячной толпе, прошел в голову состава, но не в первый вагон, который обычно всегда был набит под завязку, а во второй.

Здесь было не так многолюдно. Волна подмосковных жителей отштурмовала столицу и уже нашла приют в уютных квартирах где-нибудь в Лианозово или Лобне. Несколько физтехов, сидевших в центре вагона, обсуждали деловые игры Щедровицкого.

Колеса мерно стучали. Окружная, Дегунино, Бескудниково, Лианозово, Марк. Все, скоро можно будет вставать, приближается Новодачная.

Электропоезд, зашипев, остановился и, отворив двери, выдавил из себя вечерних пассажиров. Группа физтехов быстро побежала перед поездом, стараясь сэкономить секунды, пока стоит электричка. Нахимов решил не торопиться, подождал, когда состав тронется, и не спеша перешел пути. Он был совершенно один на пустынной тропинке, ведущей к общежитиям, думал о Семене, о Наташе, о Женьке Бирюкове, о непонятном и загадочном Синицыне. Внезапно сзади раздались шаги, кто-то неожиданно приблизился к нему. Александр инстинктивно оглянулся, но от удара защититься не успел. Падая, он увидел лишь кружащиеся над ним ветви березок.

Если бы я вчера поступил на физтех, то стал бы прилежным студентом.

Я бы вставал в 7 часов, делал зарядку, готовил себе завтрак и шел учиться.

Я не пропустил бы ни одного занятия. Все задания делал бы сам, и не в

последний момент, а заранее. Спать я ложился бы в 22.30. Со второго

курса я бы занялся научной работой, а к третьему курсу имел бы статью в

научном журнале. Но я пока не сделал ничего из этого и нисколько об этом

не жалею.

Из физтеховского фольклора

Когда Нахимов пришел в сознание, увидел, что над ним участливо склонились два лица, показавшиеся Нахимову смутно знакомыми. Так и есть, оба они были философы с кафедры марксистко-ленинской философии, доценты Сергей Васильевич Ларин и Петр Михайлович Четвертаков.

О них Нахимов знал из рассказов Семена, относившегося к обоим с огромным уважением. Ларин, сам бывший физтех, тоже учился на ФРТК, факультете радиотехники и кибернетики, студентов коего ласково называют «паяльниками», занимался принципами симметрии в физике элементарных частиц, квантово-полевой исследовательской программой и революцией в физике, словом работал на стыке физики и философии. Философы без фундаментального физико-математического образования не могли и рта раскрыть, когда он делал доклады, а как возразишь-то? Да и что они могли понять в уравнениях Максвелла, с которыми Ларин что хотел, то и делал на черной доске? Как все физтехи, в политику не лез, справедливо полагая, что и без этого в физике и философии дел хватает, но, когда надо, мог одернуть даже заведующего кафедрой марксистко-ленинской философии, буде тот слишком уж невыносимо догматичен и демагогичен.

Преподаватели вдвоем подняли на ноги Нахимова, постепенно приходящего в себя. На затылке его запеклась кровь.

– Молодой человек, можете идти или нам сюда скорую вызвать? – осведомился Четвертаков.

Нахимову стало страшно неудобно, что он отвлек столь глубокоуважаемых людей, видимо, спешащих на одну из последних электричек в Москву.

Он что-то промычал, мол, спасибо большое, я сам добегу до общаги, мне недалеко.

– Добежать-то вы добежите, – заявил Четвертаков, – только мы с Сергеем Васильевичем опасаемся, что хулиган, ударивший вас по голове, может опять появиться. Знаете что, мы вас отведем в общежитие, там и скорую помощь вызовем.

Делать нечего, пришлось смириться. Петра Михайловича Четвертакова Александр знал очень хорошо заочным образом, о нем особенно много и восторженно рассказывал Семен, слушавший лекции доцента по диалектическому материализму.

Как выяснилось из разговора, доценты отпраздновали защиту кандидатской одного из коллег и по этому случаю шли в веселом расположении духа.

– Воспользовался темнотой и скрылся, аки тать в нощи, – заметил Ларин, на ходу закуривая папиросу. Нахимов обратил внимание, что он курит простой «Беломорканал».

– Похоже, надо обратиться в милицию, – сказал Четвертаков.

– Думаете, есть смысл, Петр Михайлович? – с сомнением произнес Ларин. – Ни свидетелей, никого. Вряд ли они даже примутся за поиски.

– Есть в этом странность. Молодой человек, простите, как вас зовут?

– Нахимов. Александр Нахимов.

– Вы с какого курса?

– С первого.

– Есть какие-нибудь предположения, кто мог напасть на вас?

– Не знаю, Петр Михайлович, долгоп какой-нибудь.

– Но с какой целью? Неужели просто ненависть к физтеху или студенчеству?

– Такие обычно стремятся поглумиться, позадираться, выставить себя доминирующим, им важно донести свое отношение к жертве.

– Да, что-то не состыковывается. Выходит, некто выбегает из-за кустов, бьет первого попавшегося физтеха по голове и убегает.

– Если бы он не услышал нашего приближения и того, как вы засвистели, Петр Михайлович, возможно, Александр так легко бы не отделался.

– Да, неприятная ситуация. Но, судя по всему, сотрясения нет, это радует. Голову перебинтуют, и до свадьбы все доживет.

Между делом они приблизились к «единичке». Несмотря на поздний час, слышались отдаленные крики студентов, при свете фонарей играющих в футбол на баскетбольной площадке. Окна, открытые по случаю теплой погоды, светились желтым светом лампочек, и из них доносились порой совершенно непарламентские выражения.

Ларин заметил:

– Лет тридцать тому назад я жил именно в корпусе номер один. Много воды утекло.

Четвертаков с интересом огляделся вокруг, видно, что он не часто посещал физтеховские общежития. Вахтерша Вера Ивановна, увидев внушительную делегацию, всплеснула руками.

– Батюшки, что случилось-то с ним?

Ларин при свете лампы внимательно осмотрел голову Нахимова.

– Кровь уже почти остановилась, но еще не полностью запеклась.

Неожиданно для них, кряхтя, поднялась со своего стула Вера Ивановна, водрузила на нос большие черные очки и попросила Нахимова наклониться.

– А, ерунда, сейчас я йодом обработаю, а потом повязку сделаю, вспомню молодость. Я ведь в войну санитаркой работала, так что для меня это – как два пальца об асфальт. Эх, чего я только там не навидалась.

Она вернулась к своему вахтерскому пьедесталу, извлекла из тумбочки хранимые там медицинские причиндалы.

Затем усадила Нахимова на стул, прогнала парой крепкой слов заслонявших свет доцентов, со словами «терпи, казак, профессором будешь» обильно прижгла йодом рану и в мгновение ока забинтовала. Похоже было, что дай Вере Ивановне автомат, она с такой же быстротой и мастерством разберет и соберет его, а нужно будет, и метко выстрелит по врагу.