Савелий Новодачный - Домашний рай

– Борщ горячий сильно, – усмехнулся он.

Нахимов выждал, не добавит ли его собеседник еще чего-нибудь, но тот замолчал, принявшись с аппетитом за бефстроганов с сочным картофельным пюре.

– Максим Андреевич, а вы верите, что смерть Семена произошла от естественных причин? – спросил он, отхлебнув из граненого стакана вкусный компот, прихватив языком терпкую ранетку.

Колосов удивленно поднял брови.

– Помилуйте, Саша, а что еще могло произойти? На дворе все-таки мирное время, никто на нас не нападает. Все тихо и спокойно. Мне и в голову не могло прийти что-нибудь подозрительное. У вас есть какая-то информация?

В голосе Максима Андреевича звучало благодушие и некая гипнотическая уверенность. Нахимов невольно оглянулся по сторонам. Действительно, атмосфера кафе не предполагала ужасов убийств и кровавых сцен. Москвичи мирно обедали, переговариваясь о своем насущном, жизненном. Никто не бегал и не размахивал остро заточенными топорами. Между тем студент шестого курса физико-технического института, флагмана советской науки, в ясный день свалился замертво прямо на пороге профилактория без всяких на это причин.

Колосов тоже отхлебнул из стакана, вытащил из кармана клетчатый платок и аккуратно промокнул рот.

– Вы знаете, на физтехе чего только не бывает, я ведь и сам в свое время закончил факультет радиотехники и кибернетики. Знаете же, как нас называют?

– Конечно. Паяльники, – хмыкнул Нахимов.

Колосов оживился.

– Совершенно верно! Сколько я видел случаев, когда переучившиеся студенты попадали в «двадцатку», в «дурку», проще говоря. Помните Танаева, у которого, видимо, крыша поехала? Лишил жизни однокурсника ни за что ни про что. И, как водится, шерше ля фам, французы не дураки, знают, где копать.

– А, может, и здесь тоже шерше ля фам? Рядом с ним как раз находился его, так сказать, соперник, Женька Бирюков.

Колосов широко улыбнулся.

– Ну это вряд ли, Саша. Ведь медицинская экспертиза показала, что никаких причин сомневаться в естественности смерти нет. Скорей всего то, о чем я говорил: перегрузки, стресс, связанный с ним. Семен все близко брал к сердцу, неравнодушный человек был. Видимо, все и наложилось. Я понимаю, вы не можете с этим смириться, но надо пережить. Бедная мать, представляю, что она сейчас испытывает. Если бы вы знали, Саша, как жаль мне его, сколько мы могли бы с ним наворотить!

– Максим Андреевич! Мне надо бы забрать вещи Семена, возможно, трудовую книжку из отдела кадров, другие документы.

– Конечно, конечно. Вы же с ФРТК тоже? На старших курсах у вас появится пропуск, а пока я выпишу разовый. Пойдемте со мной, заодно покажу место, где работал Семен.

Колосов неторопливо вытер рот салфеткой, вынул из футляра очки, снова надел их, положил футляр в боковой карман пиджака, и они, миновав обедающих, покинули кафе.

– Вы раньше были в «Граните»? – поинтересовался Максим Андреевич, когда они шли по Ленинградскому проспекту, по которому с шумом проезжали «Жигули» да «Волги».

– Еще нет, – ответил Нахимов. – На третьем курсе будем ездить в базовый день.

– Вот и отлично, заодно посмотрите свою вторую альма-матер.

Через пять минут они подходили к внушительному, темно-желтому, сталинской постройки, зданию. Оно казалось чудовищно большим, особенно на фоне пустынного бульвара, разбитого рядом. В обед сотрудники предприятия прогуливались по нему после сытного обеда, наблюдая за праздными гостями столицы да вечно выходными домохозяйками с малышами, что деловито вышагивали с лопатками или санками, в зависимости от времени года. И точно, весна сменяла зиму, в природе все менялось, но только не в секретном «ящике». «Гранит» был и в самом деле огромной конторой. Созданный после войны, он постепенно разрастался, превратившись в исполинскую махину. И работало здесь несколько тысяч людей.

На сером здании, шедшем кругом, не имелось ни одной вывески, хоть как-то намекающей о сути организации, и поэтому все москвичи знали, что это «ящик». Рано утром длинная человеческая гусеница заползала в здание, похожее на перевернутого бегемота с торчащими вверх лапками. Сходство придавали две пары башен, симметрично окаймляющих основной корпус.

Колосов предъявил охраннику в стеклянной будке пропуск с неожиданно красной корочкой, велев Нахимову ждать, пока он не выпишет бумагу.

Нахимов знал, что «Гранит» имеет сообщение и с метрополитеном, откуда напрямую идут различные грузы, вплоть до запчастей к ракетам и прочему военному оборудованию. Холодная война шла к своему апогею. Уже и бывший голливудский актер, а ныне любимый американцами президент Рейган обозвал Советский Союз империей зла, уже и наши генералы заговорили об асимметричном ответе, так что военные отрасли обеих держав-вершителей судеб трудились в поте лица в две, а то и в три смены. Ученые «ящика», кроме своей работы, где рассчитывали формулы, которые предназначались для стрельбы по потенциальному противнику – США, еще и преподавали физтехам. Нахимов помнил, как Семен говорил, что все преподаватели там тем и сильны, что совмещают обучение с практикой. Один из профессоров по фамилии Ронин, острейший ум, специалист в области цифровой обработки сигналов порой делился своими соображениями о текущей мировой ситуации и со слушателями. «Японцы, конечно, продвинутый народ, но своих мозгов у них не хватает, они берут заготовки запада… Рейган правильно сделал, что ударил по Ливии, я бы тоже отомстил…»

Семен сказал, что в этом профессоре говорила желчь из-за не реализовавшихся амбиций. Оказывается, сидя в «ящике», он открыл алгоритм быстрого преобразования Фурье, но нигде его не опубликовал и приоритет ушел к западным ученым. Так это или не так, проверить было нельзя, но с тем, что профессор знал свое дело туго, никто не спорил.

Такой вот он был человек, Ронин. Не заглядывая в конспекты, выводил мелом на доске километровые формулы, да и думал быстро. К пресловутой системе физтеха, где студентов загружали лекциями и семинарами с девяти до семи вечера относился отрицательно. «Эх, не надо так с молодыми, ведь им и погулять хочется. А вы на них все накидываете и накидываете. Так и крыша поехать может. По сыну своему сужу, поэтому и вас жалею…»

Наконец, появился Колосов с временным пропуском в руках. Александр протянул паспорт и прошел в святая святых. Они оказались на просторной площади, где имелись и другие здания, побольше и поменьше.

Колосов махнул рукой направо, сказав, что там располагается аспирантура и там же проходит обучение студентов. В дальнем углу – цех точной механики, где изготавливают детали для боевых ракет. Имеются и другие цеха да лаборатории, только туда не пустят.