Савелий Новодачный - Домашний рай

Оля тоже с любопытством посмотрела на пластырь, украшавший затылок юноши, но ничего не добавила.

– Долгоп, наверное, какой-то, только одно не понятно, зачем ему сдалась тетрадь?! У меня ведь еще кошелек в кармане был. Правда, Ларин и Четвертаков помогли, они шли на электричку, собирались уехать в Москву, увидели издалека какую-то стычку, засвистели, закричали и хулиган ретировался.

– Удивительные вы вещи рассказываете, Александр, – вымолвил Колосов, посмотрел на него, затем перевел взгляд на Ольгу. – Вот здесь и было рабочее место Семена, подойдите к столу, посмотрите, может, что-нибудь матери или себе возьмете.

Нахимов подошел к угловому столу, где совсем недавно сидел и работал Весник. На столе стоял терминал, выделенный ему как одному из лучших работников, поскольку на всех не хватало. Стопкой лежали книги, среди них несколько томов Ландафшица, как физтехи называют курс теоретической физики Ландау и Лифшица, том Дональда Кнута, сувенир в виде кораблика, ручки, наградные вымпелы за победу в разных конкурсах и соревнованиях.

– Пусть здесь все остается, книги ведь его личные, вам будут нужнее.

– Хорошо, хорошо, – согласился Колосов, – вот Оленьке отдадим книжки. Ей еще большая карьера предстоит. Знаете, сколько инженер, только придя, получает на «Граните»? Минимум сто пятьдесят рублей, а вот ведущий инженер уже может претендовать на двести десять. Но это потолок. Если не защитил кандидатскую, то на этом и будет сидеть.

В это время вошли и остальные сотрудники отдела, в основном, лет тридцати. Только один мужчина выглядел на сорок, у него имелось довольно солидное брюшко, и он походил на подуставшего колобка.

– Максим Андреевич, вы о материальной составляющей нашей работы? – деловито поинтересовался «колобок». – Когда я был маленьким, я на ста тридцати рублях сидел, а машинники – на ста двадцати. Пять лет работал прежде, чем сто пятьдесят рублей назначили, а потом скачок, конечно, очень большой сделал после защиты кандидатской. А ведь мне предлагали начальником штаба в ВМФ. Представляете? Еще когда я в аспирантуре учился. Но я-то знал, как трудно в академию уйти и отказался. Меня через пять лет переаттестуют. Могут снять с начальников сектора. Но, впрочем, это формально, у нас один человек на место. Так что, – толстячок обратился к молодым людям, коллегам, – пашите, диссертацию защищайте, чтоб на сотне рублей не валандаться.

Видно, что тема денег, на которую неожиданно свернул разговор, интересовала всех, их нехватка подспудно влияла на настроение и активность работников.

– Семену, например, наплевать на деньги было, – горячо вступил в разговор высокий лохматый парень в синей рубашке и джинсах, с щеточкой жестких усов и красивой мужественной щетиной. – Он вообще бессребреник был, а вот у меня двое детей, так что поневоле о деньжатах постоянно думаешь.

Толстячок разъяснял Оле политику в области кадров:

– С улицы не выгодно кота в мешке брать. Вы уже ее не застали, а в соседнем отделе взяли женщину начальником сектора, а она принципиально не работает. Четыре года промаялись! А выгнать у нас невозможно.

– Но если пользы от нее нет?

– Поверишь ли, Оля, никак! Пока сама не ушла, тогда только мы перекрестились: «Слава тебе, Господи!»

Другой парень, в песочном костюме и темно-синих джинсах, интеллигентного вида:

– Деньги, деньги! Если бы я только за деньгами гнался, то давно бы репетитором стал. Вот у меня друг-физтех, плюнул на науку, пятнадцать рублей за час берет за урок физики или математики. К поступлению в вузы готовит. А ведь башковитый, учился на «отлично», но, как ни крути, все хотят жить хорошо, на кооператив да машину заработать. Прикиньте сами, если даже в день он один урок проведет, то в месяц четыреста пятьдесят, а сколько у нас начальники получают? Пятьсот, да и то со всеми докторскими регалиями да опытом работы. Игра не стоит свеч для моего друга.

– А у буржуев как? У буржуев потолка нет, там такой специалист, например, как Семен, десятки тысяч долларов, наверное, получал бы!

Сотрудники тяжело вздохнули при упоминании имени Весника.

– Как же так, – в какой уж раз за день произнес лохматый – Такой молодой парень, наша гордость. Эх. Не те люди уходят, совсем не те…

Все некоторое время помолчали.

– Ну да, у них все для прибыли. И плюсы есть, и минусы. – не выдержал, наконец, «интеллигент». – Один знакомый купил японский телевизор, а он, как ни странно, сломался. Скорее всего, неправильно эксплуатировали, а то с чего бы он сломался? Вызвал представителя фирмы, тот исправил. Мой знакомый мнется, думает: сколько дать? Хотел червонец сунуть, уже руку в кошелек запустил, как вдруг японец вынимает четвертной и отдает хлопающему глазами знакомому. Тот даже дверь за ним закрыть забыл, всего ожидал, но чтобы такое?! Совсем другой менталитет. Представьте нашего теперь ремонтника. Отказался бы он от червонца? А чтобы четвертной выдать? То-то и оно. И кто? Японцы! О них еще сто лет назад и знать никто не знал. Загадочно все это для меня.

– Да что тут загадочного? – вступила в разговор подошедшая стройная женщина лет сорока, с некрасивым, но удивительно добрым и каким-то моральным лицом. На ней были надеты черные штаны, белая блузка. – Трудолюбие – вот и весь секрет.

– Так-так, – усмехнулся «колобок», – а мы что, не трудолюбивые, по-твоему, Люда?

– Вот ты-то уж точно нет! Меня два дня не было, а ты не мог мне таблицу распечатать, балбеса гонял!

«Колобок» стушевался.

– Ладно, Люда, не заводись. Лучше скажи, когда ты мне «Отель погибшего альпиниста» вернешь?

– Верну, не бойся. Только страницы, извини, приклею. Сам знаешь, какое там качество, пинцетом приходится переворачивать.

– Ну вот, – нарочито огорчился толстяк. – Давай после этого книги.

Но в голосе его не слышалось сожаления, просто он хотел сбить напор упрямой Людмилы, которой он, судя по всему приходился начальником, но откровенно побаивался. Видимо, Люда слыла моральным авторитетом, неким неформальным лидером небольшого коллектива.

– Да прекратите вы! – не выдержал бородатый парень в очках, все это время не принимавший участия в разговоре. – Деньги, телевизоры, японцы! Разве об этом надо в такой день говорить?!

Все стушевались. Нахимов понял, что сотрудники никак не могли свыкнуться с известием о гибели Семена. Каждый думал об этом как о глупой неуместной шутке. Сейчас откроется дверь, и он войдет в кабинет, как всегда, энергичный, веселый, заряженный на работу, и любая проблема сразу решится, и дело пойдет как по маслу…

Бородач осекся. Все тоже хранили скорбное молчание. На глазах у Оли и Люды появились слезы.

– Значит, книги Семена здесь решил оставить? – нарушил тишину «колобок» мягким голосом.