Савелий Новодачный - Домашний рай

Нахимов двинулся дальше по коридору мимо комнат, где обитали такие же Лобанкины, но жили и разгильдяи, подобные Бирюкову.

Нахимов поставил коробки на пол, упокоил на них плечики с вещами Семена, а рядом пристроил гитару, все норовившую упасть, отпер ключом дверь и вошел в комнату, где изначально они проживали вчетвером.

Стандартные койки, полинявшие занавески на окнах, шкаф для вещей, грубые полки для книг, желтая лампочка под потолком – все как обычно.

Кирилл Зорин, его одногруппник, покинул комнату совсем недавно. Умный парень из Свердловска не выдержал борьбы с преподавателями кафедры иностранных языков, не сумел выбраться из-под завалов лингафонных записей, заданий, контрольных, барахтался так последние два месяца и уехал. Нахимову больше всего было жаль его мать, красивую женщину, безумно любившую своего единственного сына и приезжавшую по каждым праздникам, привозя из дома пироги, заварные пирожные и прочие собственноручно изготовленные вкусности. Слабая воля оказалась у парня, может быть, как раз излишняя опека матери повредила.

Второй, москвич Егор Рыбин, сейчас уже практически не жил в общежитии, появлялся только на важных семинарах, где были контрольные или сдача заданий. Лекции не посещал принципиально, считая, что профессора читают слишком медленно и откровенно скучал на них. Он закончил восемнадцатую школу при МГУ, и учеба на физтехе давалась ему легко и практически без усилий.

Оставался Юрик Табарев, да и он на майские праздники решил уехать домой в Калинин, устроив себе длинные выходные. Прежде чем уехать, как обычно, пробежался по московским продуктовым магазинам, накупив колбасы, сыра, масла и других столичных деликатесов, поскольку в самом Калинине было хоть шаром покати. Все вкусности, да и просто продукты как таковые, мгновенно уходили по знакомым да нужным «ты-мне, я-тебе» людям. Тем более, волшебный по причине малодоступности и бешеной популярности торт «Птичье молоко», которых Юрию, отстоявшему длинную очередь, не без трудностей удалось купить целых три штуки. Трудности заключались в том, что давали лишь по два торта в руки, и номер в очереди был 580, который он благополучно пропустил. Однако Юрик путем сложных манипуляций с людьми из очереди сумел и вернуть свое место, и приобрести за счет одного парня с девушкой лишний торт, поскольку те планировали взять три. Четвертый ушел именно Юрику…

Отдал Юра парочке шесть рублей тридцать копеек за лишний торт плюс свои два на законных основаниях купил. В копеечку вышло, конечно, под двадцатку, но «Птичье молоко» дома на ура пойдет, поскольку «Чародейку» не хотят уже есть, надоела, говорят… Зажрались!

Счастливый тем, что все необходимое, включая дефицитнейший десерт, получилось достать, как называл Юрик, «затариться», он уехал электричками с пересадками в Калинин, бережно держа в одной руке заветные коробки с изысканным лакомством, а в другой – тяжелую сумку с остальными московскими продуктами. Табарев все время повторял расхожую фразу, что страна свозит в столицу товары и продукты, а потом народ едет туда и забирает обратно. Маршрут Юрий обкатал и чуть ли не наизусть знал расписание электричек, уходящих и приходящих на станцию Окружная, а далее пересадка на Петровско-Разумовскую, откуда он уже держал путь в Калинин-Тверь, родину купца Афанасия Никитина, во времена которого, возможно, с продуктами ситуация обстояла получше.

Как бы то ни было, с голоду никто не умирал, все выкручивались по-своему: кто-то налаживал связи с прожженными продавцами магазинов и завскладами, а кто-то вот так, как Юрик, ездил в сытую довольную Москву, где все, по личному указанию Леонида Ильича, имелось в изобилии. Не из каких-то особых гуманных соображений, а извлекая уроки из недавней истории Российской империи, когда в Петроград пару дней не завезли хлеб, и оголодавший народ взбунтовался. Столичных людей надо кормить и кормить хорошо, от пуза, чтобы флюиды их довольства проникали через зубцы Кремлевской стены и подбадривали порфироносных правителей.

Нахимов оглядел комнату. Относительный порядок здесь присутствовал. Он-то знал, какой бардак могут устроить молодые парни в отсутствие женского пригляда. В некоторые комнаты было невозможно войти из-за разбросанных вещей, разорванных листингов от программ, порванных перфокарт, валяющихся там и сям книжек и тетрадей. Самое большое бедствие представлял обычно стол, где смирились со своей антисанитарной участью немытые тарелки и остатки пиршества. Некоторые готовили прямо в комнате, но для этого необходимо было тщательно прятать плитку, поскольку комендантша общежития, резкая, голосистая Ольга Петровна лично делала обход и реквизировала запрещенный к использованию электроприбор.

Неистребимый запах клопов особенно чувствовался после свежего воздуха улицы. Нахимов открыл форточку, и явственно стал слышен шум, доносящийся с улицы. Слова тети Нади не выходили из головы. Она стопроцентно уверена, что Семен убит. На милицию у нее надежды нет. Что же это получается? Какой-то неопытный первокурсник сможет найти тех, кто, по ее мнению, убил сына?

Александр подошел к книжной полке и насторожился. Он вдруг увидел, что порядок книг изменился. Вчера утром, еще в мирной жизни, до смерти Семена, Нахимов читал Беклемишева, и именно эта книга должна была смотреть на него своей лицевой стороной. Теперь на него взирала «Термодинамика и молекулярная физика» Сивухина. Что там тетя Надя говорила про беспорядок в комнате сына? А здесь у него никакого беспорядка не наблюдалось, но то, что книги переставлены местами, в этом Нахимов мог поклясться. Что понадобилось неведомым ворам? Связано ли все это с убийством Весника? Нахимова пронзила мысль, что неизвестные охотились именно за общей тетрадью с мыслями и идеями Весника.

Нахимов извлек ее из пакета, который забрал после смерти Весника из больницы. Обычная, в девяносто шесть страниц, толстая тетрадь в коричневом переплете, исписанная почти до середины. Там имелись и формулы, и схемы. Заходя к Семену, он видел, что тот при первой же возможности записывал туда приходящие к нему идеи. А думал Весник постоянно, даже когда играл в футбол или на гитаре, или даже когда делился впечатлениями о прочитанной книге и просмотренном фильме. Мозг его работал двадцать четыре часа в сутки.

Семен рассказывал, что нашел кое-что новое в области квантовых вычислений, собирался для ускорения применять бозоны, говорил, что через совсем недолгое время человечество ожидает прорыв как в области телефонов, так и в области компьютерной техники. В лабораторном корпусе физтеха располагался зал с чудовищно огромной БЭСМ-6, где студенты прогоняли задачи по программированию на Алголе, Фортране да Ассемблере. Вводили данные с перфокарт, поэтому то, что иногда говорил Семен, вызывало у Нахимова изумление, но привыкший доверять другу во всем, он верил и в это, только не представлял себе маленький портативный компьютер на столе, который заменит огромную БЭСМ. Но и этого казалось мало Веснику, он смотрел еще дальше. Вычисления на транзисторах он предполагал заменить квантовыми. Проблема только в том, что понадобятся сверхнизкие температуры, кроме того, гелий, а где его взять в таких количествах, – необходимо другое. Похоже, это другое и отыскал Весник, в той тетради и были вещи, отмеченные восклицательными знаками и обведенные в кружок. Однако интересы Весника отнюдь не ограничивались лишь проблемами квантовых ЭВМ. Занимался он и теорией черных дыр…