Арти Бринк - Каждый верил в рай

Краем уха, но девушка внимательно слушала. И когда я закончил, она, не поднимая на меня глаз, далеко не сразу смогла вытянуть из себя уверенную фразу:

– При жертве я ничего не нашла. Ничего не было? Или вы уже собрали его вещи?

– Убитого звали Морис Неймун. Рядом валялся развороченный пустой кошель.

– Ограбление?

– Ты слушала, что я говорил только что? Еще в кармане лежала чип-карта для входа на завод. Поехали.

– А как же следы, кровь, протоколы?

– Предоставь это тем слоняющимся туда-сюда недоэкспертам. А протоколы подождут.

Новичок глубоко вздохнула, еще раз обвела глазами место преступления и, ничего более не добавляя, направилась следом.

Я попрощался с последним лучом солнца, блеснувшим далеко впереди. Дома, дворы, улицы – весь район стремительно утопал в ночи. Лишь оставшиеся в живых единицы легиона фонарей оттягивали неизбежное наступление кромешной темноты. В свете фар зашныряли первые грызуны и насекомые. Днем обитателей этого района от «соседей» спасало солнце, но сейчас последние вырывали власть над окрестностью. И спешно идущий домой с наступлением сумерек даже на главных дорогах мог с ужасом обнаружить, что за ним тянется орда таких же голодных, как и он сам. Собственно, вы никогда не найдете здесь замертво лежащую птицу. Мне повезло застать времена, когда все было иначе.

Шестьдесят лет назад геологи обнаружили обширные залежи золота. Тогда первопроходцы наспех отстроили городок для первых шахтеров и рабочих завода. Для тех, кто искал достаток себе или семье. Для тех, кто после беспрестанной, непосильной смены наконец вырывался за территорию предприятия: вдыхал свежий вольный воздух, чувствовал живой теплый свет и в изнеможении падал на матрас. Эстетика, комфорт и условия проживания никого в то время не волновали.

Тяжелая пыль, возможность обвалов и взрывов заманивали желающих подвергать свою жизнь опасности – ведь риск действительно был оправдан, каждому гарантировалась весьма приличная заработная плата. И такая погоня за мечтой от смены к смене увеличивала производительную мощность предприятия: чем больше пророешь, добудешь или переработаешь – тем больше получишь. Неудивительно, что колоссальные цифры перевыполняемых планов задирали планку другим добывающим пунктам.

Золото текло и пульсировало во всех сферах жизни города, поддерживало и взращивало его, обещая крупную прибыль инвесторам. И вскоре город по праву провозгласили связывающим воедино издыхающую страну узлом, что позволило административному району расшириться и возвыситься до небес в попытках уместить офисы всех управляющих структур. Одновременно преуспевшие персоны вознесли личный «райский» район: воздвигли небоскребы с роскошными апартаментами, распахнули двери великосветских отелей и усеянных повсюду всевозможных торгово-развлекательных центров, подсветили вывешенные афиши театров, разожгли звезды ночных клубов. Теперь у каждого разумного горожанина укрепилась мечта – перебраться из своей норы в нареченный Эдем. Все верили: будут усердно работать, лишь успевая утирать пот – и непременно проснутся в блаженной роскоши. И тогда эти мечты вполне могли воплотиться в реальность.

Но с годами спуск от спуска приносил все меньше прибыли. Добыча не успевала за без конца нарастающими темпами переработки – всемогущее Эльдорадо увядало от натиска конкистадоров, откашливая нетленную пелену пыли, окутывающую рабочий район. Труднее всего приходилось пристрастившимся к весомым пачкам купюр владельцам. И за короткий срок они завезли автоматику, переоборудовали завод и почти полностью распустили штат, тем самым сократив внушительную строку расходов.

Пара тысяч рабочих осталась на улице. В считанные мгновенья твердая земля разверзлась под их ногами. Повезло лишь операторам и инженерам, которые продолжили следить за мерным ходом преимущественно завезенного сырья по конвейеру. Число безработных, обескровленных и заполонивших неблагоприятные для проживания улицы города росло, как множились количества жалоб на пневмокониоз 1 1 Пневмокониоз – необратимое и неизлечимое заболевание легких, вызванное длительным вдыханием производственной пыли и характеризующихся развитием в них фиброзного процесса. . Прожигающая насквозь боль в груди и тяжелый кашель завладели каждым вторым, обращавшимся в клинику. «Иронично: еще вчера рабочий вкладывался в смог, приумножая свои накопления, а сегодня тратит заработанное на лекарства, чтобы не подохнуть, хрипя на асфальте. Хороший священник назвал бы это карой божьей». Безработным-смертным негде было взять медикаментов. И народ, как пес, стал бродить в поисках средств к существованию, вгрызаться и лезть кровавой и грязной мордой туда, где остальные бы отступили. Треть населения стояла на распутье безнравственного заработка и жалости прохожих. Правоохранительные органы были не в силах сдерживать крепнущую преступность. Но последним хоронящим здравомыслие людей фактором были непомерные расходы на разжигание и без того ослепительных, сменявших друг друга светских вечеров Эдема, пока с другой стороны человек надеялся застать завтрашний рассвет. Все, что оставалось народу – молиться, надеяться, просить, протестовать и взывать к честности. Подавление митингов с требованиями о помощи стало обыденностью для силовых структур.

Но появился никому не известный Виктор Фирнум. Масляными красками он рисовал прекрасное будущее, естественно, при том условии, что займет пост мэра. И уставшие от жалкого существования жители увидели в амбициозном Викторе и его будоражащих и приковывающих речах символ скорых, столь желанных перемен. Данные предвыборные обещания он честно исполнил: в кратчайшие сроки возвел блочные дома, которые раздал под беспроцентный кредит, организовал выдачу лекарств и начисление пособия по безработице. Этого хватило для умиротворения волнений на пару лет. До тех пор, пока дома не стали рассыпаться от завывающего в щелях стен ветра, а люди, стоявшие часами в очередях за препаратами, уходить ни с чем. В народе рабочий район теперь звали воющим краем. Не то из-за ветра, носящего из стороны в сторону пыль, не то из-за тяжелой судьбы живущих здесь людей. Таким район, в котором я вырос, являлся и сейчас.

До перерабатывающего комплекса оставалось минут десять пути. И за все прошедшее в дороге время ни я, ни новичок не произнесли ни слова. В тусклом отражении лобового стекла я видел, как, положив ногу на ногу, она без единого движения сидела на переднем пассажирском сидении. Прислонившись к двери, девушка в задумчивости всматривалась в проносящиеся мимо силуэты. Когда по какой-то причине я вновь взглянул на ее отражение, то заметил, как что-то блеснуло на лице, скользнуло вниз. Взметнулась к глазам ладонь, скрестились руки на груди. «Не припомню, когда в последний раз чувствовал себя так неловко. Наверное, я выразился слишком резко на ее счет. Да и на деле она показала себя довольно неплохо», – думал я, не находя, что сказать, не зная, стоит ли вообще что-то говорить.