Александр Субботин - Белоручка

Раздался звонок, который оборвал монолог Иудина.

Агата улыбнулась.

– Ладно, ступай открывать. Ты ему про вино сказал?

– Конечно, – улыбнувшись в ответ, заверил Иудин.

– Открывай тогда.

Игорь поцеловал девушку в нежную щёку и пошёл открывать входную дверь.

Стояло ясное и прохладное утро сентября. Капризов и Меркулов быстро шагали по узкому переулку, чтобы поспеть на собрание чуть раньше остальных и всё подготовить.

Осеннее утро самое прекрасное утро из всех возможных – оно чистое, прозрачное и свежее. Из воздуха как по волшебству вдруг разом исчезают пыль, назойливые насекомые, удушающий летний зной и запах разложения. Всё становится тихо, понятно и светло. Кругом лишь хрустальный воздух, жёлтые пятна листвы и светло-голубое небо, оттеняемое бледным свечением солнца.

– Ты всё подготовил? – спросил Капризов Меркулова, когда они вышли из узкого переулка на большую и уже многолюдную к этому времени улицу.

Меркулов поёжился в своём широком и от этого казавшемся ему холодным пиджаке и приподнял увесистую картонную папку с тесёмками, которую держал под мышкой.

– Это очень важно, – пояснил Капризов, который за несколько недель работы с Меркуловым как-то незаметно начал обращаться к нему на «ты», хотя обычно подобных вольностей себе не позволял. Да и сложно было обращаться к этому немного нескладному, но по виду очень пронырливому пареньку на «вы».

– Я понимаю, – заверил Меркулов и, чуть прищурившись, спросил: – А вопрос можно задать?

Капризов кивнул.

– А о чём будет там разговор?

– Ты же готовил материалы, – ответил Капризов.

– Готовил, – согласился Меркулов.

– Так чего спрашиваешь?

– Мне кажется, что не всё так просто.

Капризов усмехнулся.

– Что ж, правильно кажется. Но о чём бы ни шёл разговор, как ты понимаешь, об этом никто не должен знать, кроме тех, кто будет там присутствовать.

– Я понимаю, – ответил Меркулов, состроив важное лицо, и добавил: – Это я понимаю, но с чего вы так во мне уверены?

– Уверен в тебе? С чего ты взял?.. Давай перейдём на другую сторону, – Капризов указал на противоположный тротуар, – тут солнце в глаза бьёт.

Действительно, солнце висело ещё низко, и широкая улица была наполнена косыми тенями и блеском. Чиновники перешли через дорогу, по пути обогнув огромную мутную лужу.

– Ну, если вы мне доверяете готовить материалы… – предположил Меркулов.

– Чепуха, – отмахнулся Капризов. – В моём деле никому доверять нельзя. Тут нет друзей. И я тебе, как и ты мне, вовсе не друг. Скажу даже больше: не коллеги. Так, встретились и разошлись. И знай на будущее: затевая какое-нибудь крупное дело, всегда рассчитывай только на себя. А если приходится на кого-то полагаться – к сожалению, это часто теперь случается, – то сразу исходи из того, какие потери, в том числе материальные, и какой урон, в том числе моральный, ты понесёшь, если тебя сдадут, предадут, обманут и всё прочее.

– Но вы так и не сказали, почему я?

– Тебе это так важно и интересно?

– Конечно! – взволнованно воскликнул Меркулов и рассудительно добавил: – Хочется знать свои сильные стороны на будущее.

Капризов посмотрел на подчинённого и вновь усмехнулся.

– У тебя нет сильных сторон. А причина, по которой ты сейчас идёшь рядом, скоро исчезнет – это твоя молодость. Ты просто подошёл лучше остальных. У меня есть теория… Слушай, что-то долго идём, по карте ведь было ближе.

– Сейчас вон у того бирюзового дома свернём, и мы на месте.

– Хорошо. Я считаю, что самые верные, самые порядочные по отношению к тебе люди… Как известно, если хочешь себе хорошую жену, то воспитай её сам.

– Никогда не слышал, – ответил Меркулов.

– Да я и сам не слышал, – признался Капризов. – Так, где-то вроде прочитал, попадалось. Словом, ты молод, глуп – не обижайся, не в смысле ума, а в смысле опыта, – ещё имеешь некоторые идеалистические представления, если не совсем подлец. И я для тебя – первый начальник – как первый молодой человек для девушки, понимаешь? Поэтому ты мне будешь верен больше, чем другие.

– И это всё? – слегка расстроился Меркулов.

– Почти. У тебя ведь ещё больная мама?

Меркулов неприятно удивился, и некоторое время они прошли молча.

– Откуда вы знаете? – серьёзно спросил он после паузы.

Капризов указал на папку, которую нёс Меркулов.

– Ты же собирал документы. Наверное, должен был и сам догадаться, что я стараюсь узнать всех вокруг как можно лучше.

– Вы ко мне шпионов приставляли? – в голосе Меркулова послышалось негодование. Стерпеть покровительственный тон по отношению к себе в пределах службы он ещё мог, но вот что касалось его личного пространства, залезать туда посторонним он считал низостью.

Капризов внимательно посмотрел на него, а затем, хлопнув по плечу, сказал:

– Да нет. Не сердись. Я совершенно случайно узнал.

Но Меркулов продолжал смотреть на своего начальника хмуро и серьёзно.

– В самом деле, Павел Николаевич, я не вру. Узнал совершенно случайно.

– И что с того? Что это теперь значит? – продолжал возмущаться Меркулов.

– Да ничего! – Капризов попытался усмехнуться. – Я хотел, если честно, завтра об этом обстоятельно поговорить. Не так, как там, – он указал на папку Меркулова. – Просто помочь, если что-то необходимо.

– Ничего не надо, – мрачно ответил Меркулов.

– Да будет тебе дуться. Ладно, подумай, а завтра обсудим.

Оставшийся путь двое чиновников прошли молча, пока не добрались до небольшого, недавно отреставрированного здания XIX века, что стояло напротив городского театра.

Этот дом в самом начале своей жизни принадлежал купцу, который, собственно, его и построил, но имя которого, к сожалению, в анналах не сохранилось, а позже чего в нём только не было. Сперва склад, затем различные конторы и организации. Впоследствии, как бы в противовес театру напротив, дом был перестроен, и в нём организовали Культурный клуб молодого пролетариата. Задумка была в том, чтобы те, кто не имел особенной тяги к классическому лицедейству, а желал развлечений попроще, посещали это заведение и таким образом тоже прикасались к прекрасному. Там организовывали танцы, проводили незатейливые научные лекции, такие как «Проблемы создания вечного двигателя и его применение в сельском хозяйстве», а ещё в буфете иногда продавалось пиво. Клуб пользовался довольно большой популярностью почти до самого своего закрытия, причиной чему стало исчезновение страны, в которой так славился и ценился тот самый пролетариат, и рабочего класса как такового – все вдруг стали господами.

Однако закрытым дом простоял недолго, и вскоре в нём вновь начались танцы и лекции, но уже совсем иного толка. К пиву добавился более широкий ассортимент продукции, состоящей в основном из крепких алкогольных напитков, да и не только напитков. Словом, Дом пролетариата (так его по-прежнему называли в простонародье) превратился в злачное место, и по городу о нём поползли недобрые слухи. Говорили, будто бы там продают наркотики, читают лекции представители всевозможных псевдорелигиозных сект с целью охмурения населения, а также выступают с концертами весьма неблагонадёжные музыкальные коллективы, пропагандирующие разврат, сатанизм, алкоголизм и ещё бог весть что. Таким образом, этот дом, который раньше славился патриархальностью и целомудрием, просуществовал в роли вертепа и рассадника разврата почти двенадцать лет.