Александр Субботин - Белоручка

Минусов между тем уже распахнул высокую новодельную дубовую дверь и проник внутрь Дома пролетариата. Через некоторое время господин Капризов услышал, как он, пыхтя, вошёл в зал для совещаний и принялся гнусавить, о чём-то расспрашивая уже вернувшегося с перекура Меркулова.

Господин Капризов продолжал ждать, когда соберутся все остальные. В этом ожидании он даже как-то успокоился, ему стало легче дышать, и лишние мысли сами по себе выветрились из головы. Он увидел Минусова, и наблюдение за ним добавило господину Капризову уверенности и даже смелости перед встречей.

– Дмитрий Кириллович, пора, – войдя в кабинет, тихо сказал Меркулов.

Советник очнулся. Он находился словно в забытьи и даже не заметил, как пролетело время. Взглянув на часы, он с удивлением увидел, что уже четверть одиннадцатого и что в самом деле пора начинать.

– Все собрались? – спросил он.

– Да, – ответил Меркулов, хотя Капризов сам слышал гомон множества голосов за дверью.

– Протокол встречи не веди, – предупредил Капризов.

– Само собой.

– Я сейчас выйду, только чаю заварю. Три минуты.

Меркулов ушёл.

Заварив в чашке чай и взяв свой пухлый портфель, господин Капризов вышел из своего укрытия. Зал был полон. Здесь собрались все, кто был приглашён. Были и Швед, и Престольский, и бунтарь Бабкин, а рядом с ним – жена Минусова Анфиса. Она, очевидно, пришла отдельно от мужа. Поигрывал своей папкой Иудин, лидер «Красного рассвета», а рядом с ним сидела отдельно приглашённая Агата, у которой папка была тонкой, а в ней лежал лишь один листок. Мороза Иудин решил не брать. Поодаль от всех, за столом сидел писатель Иван Афанасьевич Стуликов, мужчина среднего возраста с чересчур благонравным лицом и карими глазами. Была экологическая активистка Дарья Канадская – женщина лет сорока, мужеподобная, с грубым голосом и короткой щетинистой стрижкой. Поговаривали, что у неё имеются двое детей и муж, который за ними присматривает в то время, когда Канадская защищает природу. Ближе всех к Капризову сидел абсолютно лысый господин в очках в золотой оправе. Это был директор Института исследований политических процессов и тенденций Константин Константинович Крагин, рассудительный и утончённый мужчина пятидесяти семи лет, с тонким носом, голубыми глазами и перстнем на среднем пальце. Он выделялся среди прочих не только своей лысой головой, но и весьма респектабельным видом, поскольку явился в дорогом тёмно-бордовом костюме в тонкую красную полоску.

Когда господин Капризов появился перед публикой, гул голосов и не думал смолкать. Только кое-кто искоса посмотрел в его сторону, но не более того. Господин Капризов привык к такому приёму и, поставив чашку с чаем на стол, внимательно осмотрел собравшихся. Затем он с глухим, но смачным шлепком бросил на стол портфель, и тут все сразу обернулись к нему и замолкли. Начало получилось эффектным, решил господин Капризов.

– Дамы и господа! Или товарищи! Как вам будет угодно, – начал он чуть ломким и негромким голосом. – Прежде всего хочу представиться: меня зовут Дмитрий Кириллович Капризов. Я являюсь советником нашего губернатора по работе с общественными проектами и прибыл из Москвы с некоторым поручением. Но об этом чуть позже, если вообще есть смысл об этом говорить.

Публика смотрела на Капризова очень внимательно, оценивая и изучая его.

– Цель нашего сегодняшнего собрания довольно проста и не требует каких-либо особенных предисловий. Я, разумеется, понимаю, что, направляясь сюда, большинство из вас, а может быть, и все вы думали, что вот появился новый начальник и он собирает вас всех, чтобы организовать знакомство, присмотреться, вести долгие и утомительные переговоры… Сразу хочу заверить: такие мысли следует отбросить, ничего подобного я предлагать вам не собираюсь. Время дорого, дамы и господа. А особенно сейчас. Кроме всего прочего, я с вами в некотором смысле уже знаком. Перед вами лежат зелёные папки. Надеюсь, что вы выполнили просьбу моего секретаря Павла Николаевича и не заглядывали в них до этой минуты. Очень бы хотелось на это рассчитывать, несмотря на то что публика, собравшаяся здесь, скажем прямо, весьма своеобразная. Под своеобразием я не подразумеваю ничего плохого. Наоборот, вы именно та публика, которая мне сейчас ох как нужна. Итак… – тут Капризов развёл руки в сторону, как артист на сцене, и даже подивился тому, как складно у него выходит говорить и как он себя держит перед собранием незнакомых ему людей. – Эти папки посвящены каждому из вас. То есть перед каждым из вас лежит папка про вас.

Тут господин Капризов сообразил, что его слова прозвучали как каламбур, запнулся и про себя выругался.

– Словом, – вновь заговорил он, – теперь вы можете их открыть и посмотреть. Я дам вам несколько минут для ознакомления, а затем продолжим.

Сказав это, господин Капризов сел в кресло и начал потихоньку пить чай из стакана в мельхиоровом подстаканнике, стараясь не глядеть на собравшихся, которые поспешно принялись открывать свои папки.

– Что это ещё такое?! – первым порвался Минусов. Он вскочил с места, держа в руках первый лист из своей папки и неистово потрясая им в воздухе. – Что это за мерзкие провокации?! Я так и знал! У-у-у! Нет, я, конечно, думал, что выйдет нечто подобное. Но чтобы до такого… Позвольте, гражданин хороший… Как вас там… Дмитрий Кириллович, кажется? Что это такое, я хочу вас спросить? Вы пригласили нас для того, чтобы издеваться? Плюнуть нам в лицо?! Я подам на вас в суд! И вы будете уволены. А если наши суды не захотят торжества справедливости, я и до Страсбурга дойду…

Господин Капризов медленно отхлебнул чай и поставил стакан на место.

– Кто-нибудь хочет ещё что-то сказать? – спокойно спросил он.

– Это ложь! – продолжал кричать Минусов. – Это грязная, мерзкая, низкая ложь!!! Я ухожу! Встретимся в суде!

Минусов демонстративно отбросил лист и принялся делать вид, что собирается. По залу начал растекаться недовольный гомон. Сидящая рядом с Бабкиным Анфиса тихо шепнула ему:

– Знала бы я, чем нас тут хотят угостить, я бы не пошла. А у тебя что?

Бабкин недовольно фыркнул.

– А я как будто жёлтый листок читаю, – продолжала Яцко. – Конечно, ничего особенного. Об этом кто только не писал, но у этих мерзавцев наверняка есть что-то ещё про запас. Хотя и этого, судя по лицам, достаточно вполне. Зато теперь есть что самой написать. «Власти в бессилии идут на шантаж» – как тебе такой заголовок? И всё это в ироничной форме изложить. Хорошо?

Но Бабкин не ответил. Он был слишком занят своей зелёной папкой. Снисходительно глянув на него, Яцко печально вздохнула.

– Михал Михалыч, – негромко, даже как бы испугавшись своего голоса, крикнул Капризов вдогонку Минусову, – а я бы на вашем месте не решился идти с этим в суд. Это лишнее и не принесёт никому пользы… Итак, кто-то хочет ещё что-то добавить? Я говорил, что терять время сейчас крайне необдуманно, поэтому прошу: если кто ещё хочет сказать – говорите сразу.