Сергей Лушников - Миф

Суши – бар «Дайтори» местом наших встреч был выбран не случайно. И все благодаря опять же моей сестрице. У нее теперь появилось новое хобби. Вернее, их стало два, но на первом месте стояло увлечение восточной культурой, куда естественно входила и восточная кухня. Об ее занятиях йогой, популярной в последнее время, я ничего не имел против, даже наоборот, считая, что йога весьма полезна, прежде всего, для здоровья. Хотя и относился к этому по – началу скептически, понимая, что это очередное короткое увлечение, которое быстро пройдет. Но каково же было мое изумление, когда в мой очередной приезд на ее квартиру, я застал ее в одной из поз, под льющеюся громкую музыку ситары. Я понял, что теперь такую картину я буду наблюдать часто. А вот второе увлечение, ну никак, на мой взгляд, не вписывалось с первым. Это рок – музыка. Как по мне, громкая, порой грубая, жесткая, разрывающая барабанные перепонки музыка – смесь чего – то несовместимого как для двадцатитрехлетней девушки, к тому же работающей в библиотеке. Ответ Мирославы был краток: «в этом я нахожу свою гармонию и баланс». Как тут возразить такому утверждению?

«Дайтори» как и подобает заведениям подобного типа, отвечал всем принятым атрибутам: ярким тканям – бархату, шелку, парче. Необычной формы столики. Стены в росписях. Светильники по всей площади выполнены из рисовой бумаги. Обслуживающий персонал, конечно же, не состоял из представителей азиатской расы, но канонов придерживался. Одежда восточная, пестрая. Речь спокойная, вежливая, напоминающая мне звуки все той же ситары. Настоящий кусочек Азии в одном из европейских городов.

Мирославу я заметил сразу. Она сидела за столиком и уже поедала свои любимые роллы. Сестра относилась к той редкой породе женщин, которые никогда не опаздывают на встречи, чего не скажешь о представительницах второй половины человечества, считая это больше за норму, чем за правило. А ее аппетит поражал не только меня одного. Он был сугубо мужской. Так едят только мужчины – жадно и быстро. От своих привычек она избавляться не хотела. Так вел себя за столом и отец, получая частые замечания от матери. И еще одно. Когда она нервничала, у нее был неуемный аппетит. Впрочем, не у нее одной. Я знал пару человек, у которых так же проявлялось чувство голода, даже при малейшем волнении.

Мирослава не замечала меня, как будто встречу назначил я, а не она. Своим присутствием она привлекла внимание несколько мужчин, роняя вполне недвусмысленные взгляды в ее сторону. Моя сестра не была гадким утенком из одноименной сказки известного писателя, а ее новый образ, пришедший на смену старому, придавал ей некую изюминку совсем еще юной девчонки. Раньше она носила длинные волосы, и мне казалось, что от такой красоты грех отказываться. Но надо было знать Мирославу. Кто – то из подруг посоветовал ей короткую прическу, и в один прекрасный день она удивила, пожалуй, не только меня одного. Я тогда тактично промолчал, полагая, что она вполне самостоятельная и вправе принимать те решения, которые она считает нужным, получив за свое молчание благодарную улыбку и поцелуй в щеку. Это был редкий знак проявления любви от сестры, которого еще нужно было и заслужить. Один из незначительных знаков в небольшом наборе наград Мирославы, предназначенных лишь для меня.

Мирослава предпочитала носить классическую одежду, как мой друг и коллега – Игорь Паперный. И это не было отражением ее положения в качестве человека, вокруг которого постоянно были книги. Такой стиль она выбрала осознанно, без чьего – либо вмешательства. Сегодня она выглядела как обычно: строгий короткий пиджак поверх белой, как всегда отутюженной блузки. Юбка чуть ниже колен и закрытые туфли-лодочки.

Меня она заметила лишь тогда, когда я уже вплотную подошел к столу. Мы были настолько близки, что мне было достаточно одного, короткого взгляда, чтобы понять настроение сестры. Если применить к ней некую шкалу, которая измеряет уровень обеспокоенности, то Мирослава находилась на самом ее пике, за той чертой, где мне уже стоит заволноваться и применить все средства для того, чтобы погасить очаг ее присутствующего волнения.

Я наклонился и поцеловал ее в щеку. Обычный ритуал при наших встречах. Я сел напротив и внимательно посмотрел в ее глаза, в которых серый цвет преобладал над голубым. С сестрой явно было что-то не так, подтверждая мою догадку.

– Привет, – коротко обронил я, продолжая наблюдать за Мирославой.

Ее тонкие, безупречно розовые губы, сразу же мгновенно приоткрылись для того, чтобы произнести мне короткую, но такую понятную фразу, которая выдавала ее нынешнее состояние с лихвой. И как обычно в таких случаях она стала потирать пальцы рук.

– Ну, наконец – то.

– Рассказывай, – нетерпеливо потребовал я, готовясь услышать все что угодно – вплоть до вселенского заговора, в котором участвовала и моя младшая сестрица.

– Может, для начала сделаешь заказ? – предложила Мирослава, из чего я сделал первый вывод: беседа предстояла долгая.

Но то, что я увидел и услышал далее, перечеркнуло все мои самые всевозможные варианты, которые могли объяснить ее поведение. Услужливый официант пошел выполнять мой заказ, а я уставился на сестру, ожидая от нее продолжения. Мирослава отставила свою тарелку с остатками еды чуть в сторону, тяжело выдохнула и потянулась к сумочке, которая висела на стуле. Я лишь наблюдал за ее движениями. Через мгновение она протянула мне черно-белый снимок. Я вначале недоуменно уставился на сестру, а затем уже стал смотреть на фото.

Снимок был старый, черно – белый и не совсем качественный. Тот, кто его проявлял, был явно непрофессионал. Новичок-любитель – одним словом. На фото были запечатлены люди, стоящие в ряд в расслабленных позах. Семь человек: пятеро мужчин и две женщины. Одеты неброско, как вроде бы для загородной прогулки, что, впрочем, было недалеко от истины, так как вокруг них развивались кроны деревьев, что-то из породы хвойных. Так сразу и не разберешь. На заднем фоне виднелся автомобиль. «Москвич». Модель «Иж – Москвич-412ИЭ», с круглыми фарами и решетками с двумя горизонтальными брусьями. Я присмотрелся к лицам людей на снимке. И каково же было мое удивление, когда среди них я узнал маму и папу. Совсем еще молодых, излучающих радость и возбуждение, как мне показалось на первый взгляд. Но самое главное и поразительное было то, что пятеро из семи человек на фото, были перечеркнуты крест – накрест обычным карандашом. В том числе и мои родители. Какая-то чертовщина. Кому понадобилось делать подобную отметку? А главное – зачем? Я перевернул фотографию. Обратная сторона была абсолютно чистая. Ни надписей, ни пометок.