Наталья Вьюга - Корректор

В Обервилле его уже ждали. Крохотная, по-швейцарски живописная, безукоризненно ухоженная деревушка, скромный приют миллионеров, не желающих демонстрировать свое богатство, но жестко оберегающих его. Они провели уже несколько референдумов, где практически единогласно высказали свою волю в отношении мигрантов. Чего же еще желает от них правительство страны? Любопытство взяло верх, и немалая часть жителей уже собралась на школьном дворе, где и решили провести митинг с господином Бергманном.

Бургомистр выступил первым. Свое выступление он свел к тому, что вся его деятельность на посту местного главы была и будет связана с волей его жителей. Два года назад он уже всячески поддержал выбор членов своей общины, и если их мнение изменилось или они готовы его изменить в силу определенных обстоятельств, то он готов предоставить все ресурсы для проведения очередного референдума. Затем передал слово известному политику Андреасу Бергманну. Тот стоял рядом, поэтому просто развернул микрофон в свою сторону.

Начал он красиво:

– Швейцария – крохотная точка на карте земли. Но это не помешало ей стать одной из самых успешных, развитых и богатых стран, с мнением которой считается весь мир. И такой ее сделали мы сами: своей волей и непоколебимостью в принятии решений. Мы достигли очень многого: мы сильны, мы влиятельны, мы стабильны и богаты. И как любое богатое общество, мы должны быть готовы к тому, чтобы проявить милосердие…

Вдруг речь политика оборвалась, он побледнел, попросил воды и буквально обвис на руке бургомистра. Кто-то протянул крохотную бутылочку с водой, но она уже не понадобилась – господин Бергманн рухнул на асфальт.

Бургомистр его не удержал…

***

В деревушке Обервилль больше видеокамер наблюдения, чем во всех Каннах. Показываться там, чтобы лично удостовериться, все ли прошло хорошо, было бы самоубийством. Он ждал новостей у себя в номере, включив местный канал TeleZüri. В одиннадцатичасовых новостях он услышал то, что и хотел услышать: «Прямо во время выступления на митинге в Обервилле депутату Федерального Совета Андреасу Бергманну стало плохо. Чуть позже он скончался. Подъехавшим врачам оставалось только констатировать смерть депутата. Предположительная причина смерти – сердечный приступ».

«Дядя был очень рад подарку», – написал он сообщение и нажал на кнопку «Отправить». «Не за чем дядям всяким знать, где чистые деньги, а где грязные», – подумал он.

Его рейс был только в половине девятого вечера, и оставшееся время он решил посвятить прогулке по городу. Крохотный отель располагался в пятидесяти метрах от Фрауенмюнстера, знаменитого на весь мир витражами Марка Шагала. С него он и решил начать.

В самом здании собора не было ничего примечательного: строгий готический стиль без излишеств, минимум архитектурных изысков. Внутри та же серость и аскетизм убранства: ни икон или картин на библейскую тему, ни фресок. Взгляду не за что зацепиться, но подойдя к знаменитым витражам, замер от неожиданности: что-то внутри, еще не осознанное, не четкое и не явное, но невыносимо сильное, заставило остановиться. Сначала он увидел три из них – зеленый по центру, справа синий и желтый слева. Они светились каким-то волшебным светом, чистым и ясным, ничем не разбавленным, первородным. Он уселся на скамью, не отрывая от них взгляда. В путеводителе он прочитал, что эти витражи стали последней работой великого Мастера. В них он реализовал весь свой опыт осмысления Книги книг, которой был верен всю свою жизнь, а воплотил его в особой технике нанесения пигмента прямо на стекло, где солнечный свет, особенно в этот утренний час, становился соавтором творения, придавая ему неописуемое по очарованию сияние красок.

Окна, и правда, горели гирляндами на фоне нейтральных, лаконичных стен, служивших идеальной рамой для этого шедевра цвета. С библейскими мотивами он был не особо знаком, но рождение Христа, его становление, а затем и распятие распознал с лёгкостью. Но ощущения садящей скорби не было. Возможно, благодаря выбранному выдающимся мастером легкому зеленому цвету – цвету надежды и возрождения. Взгляд ушел влево – на огненную колесницу Илии. Чувство тревоги тут же обуяло все его существо, но глаза тянулись к синему. Рассматривая узкий, не более метра шириной, витраж, он и сам не понимал, почему его магнитом тянет именно сюда. Следуя сантиметр за сантиметром вверх, вдруг почувствовал, как перестал дышать, – сверху прямо на него ласково и всепонимающе смотрел шестикрылый Серафим.

Ангел видел его и хранил его.

***

Почти задыхаясь от застрявшего в груди вздоха, он выскочил на улицу. Для чего? Зачем я здесь? С недавнего времени эти вопросы все чаще возникали в его сознании, царапая душу.

Он вышел на пешеходный мост Лимматы. Десятки горожан уселись прямо на асфальт, наслаждаясь чудесным обеденным солнцем, чистотой тротуаров и ухоженностью городских газонов и цветников. Кто-то перекусывал, кто-то целовался, кто-то решил вздремнуть… Беззаботно они, конечно, не живут, но вот спокойно, расслабленно, наслаждаясь… Жить, наслаждаясь жизнью. Каково это? Каково это, радоваться тому, что живешь? А когда я в последний раз радовался по-настоящему? Что делает меня счастливым? Деньги? Женщины? Путешествия?

Вдруг он понял, что не может так, как все эти люди вокруг. Не может сидеть на асфальте и уплетать багет с сыром… Не может, подложив под голову рюкзак, завалиться сейчас наземь, позволив солнцу ласкать себя… Не может просто так кому-то позвонить или послать сделанные налево и направо фотографии… Он вообще ничего не может, потому что его нет. И жизни у него тоже никакой нет.

Только служба, от которой не скрыться…

***

Зима и ранняя весна в Бельгии, да и в целом в северной Европе, самые тоскливые месяцы. Особенно январь и февраль. Хмурь, сырость, бесконечная, безрадостная серость, пробиться через которую солнцу практически не удается. Но если случается чудо, и сквозь разрывы мрачных, почти черных, туч вдруг засияют его лучи, ветер с небес, взбесившись, срывается к самой земле и начинает без устали нападать на всё, что не может устоять – людей, голые деревья, вывески магазинов. Про таких немцы говорят, «Spielverderber», тот, кто портит удовольствие другим: люди охотно усаживаются на лавочках или на террасах уличных кафе, соскучившись по солнышку, но больше четверти часа не усидеть – ветер пронизывает до самых косточек.

Бенджамин Райс стоял у себя в гостиной и смотрел в окно. Как бушует сейчас ветер, он не видел: его взору открывалась лишь небольшая зеленая лужайка перед домом и кусты туи, служившие живой изгородью перед его домиком. Но ощущение озноба вызывали тяжелые полновесные облака, несущиеся по небу как стадо испуганных лошадей. Разжечь бы камин, да лень…