Наталья Вьюга - Корректор

Признав себя алкоголиком прилюдно, он на четыре месяца попал в реабилитационную клинику. Сейчас, спустя годы, он был очень благодарен судьбе за то, что оказался там, но тогда… Последние годы жизни он закрылся от людей, добровольно покинул мир, окрашенный радостью солнечного утра или принесенным с моря запахом простора и свободы. Он не хотел больше чувствовать вкус весны или любоваться осенними пейзажами без Алисы. Ему казалось постыдным, что он может это видеть, чувствовать, реагировать, а она нет. И возлагал вину на себя.

Реабилитационная клиника, куда его направили, была не лучше и не хуже других: отвлечь пациента от его губительного образа жизни – вот главный принцип работы таких заведений. Условия были отличными: психолог работал с каждым индивидуально и в группах, прекрасное оснащение спортивных залов и большой бассейн в подвале, великолепный огороженный парк, раскинувшийся вокруг клиники. Предлагались занятия на любой вкус: лепи скульптуры, рисуй картины, стихи со сцены читай. Но Бенджамин избегал любых человеческих контактов, кроме необходимых для терапии. Способен ли кто-нибудь из этой публики понять, кем была для него Алиса? А без упоминания о ней, Бенджамин не смог бы объяснить полнейший крах своей жизни. Словом, пока он был не готов обсуждать с кем бы то ни было свои прошлые проблемы, поэтому свободные часы предпочитал проводить в библиотеке. Высокохудожественной литературы там не имелось, зато исторических романов и беллетристики – на любой вкус. Там же он нашел книгу Стивена Лабержа «Осознанное сновидение». Терминология этой сферы нейропсихологии была ему тогда непонятна, и, взяв издание в руки, он просто решил пополнить свой словарный запас.

Книга оставляла странное впечатление. Доселе белые коридоры, палаты, мебель, посуда, одежда персонала только иллюстрировали бесцветность, а значит, и бессмысленность его теперешнего существования, усиливали садомазохистские терзания о его бесцельности. Бесконечная череда приставки «без» сводилась к жизни без Алисы, олицетворяя безмерную тоску и безысходность. Но начав читать книгу, наполненную всевозможными красочными описаниями, яркое воображение Бенджамина вдруг стало заполнять пустоты его обесцвеченной души красками радости, музыки, познания, уверенности и свободы.

Остановиться он уже не мог – мозг отказывался быть безжизненным, автоматически заменяя приставку «без» на позитивную «воз»: восстановление, восприятие, воспроизведение, возрождение. Осторожно наблюдая за изменениями своих эмоций и пробуждению чувств, Бенджамин не мог определиться: тема схватила его мертвой хваткой, но выбивала из-под ног устойчивый пьедестал, с водруженными на него страданием и безволием.

– Идите дальше. Без сомнения оставляйте позади себя то, что пережили. Не таскайте с собой бесполезный багаж тяжелых воспоминаний, – советовал ему психотерапевт на каждом сеансе. – С ним Вы далеко не уйдете.

И тогда Бенджамин решился. Тысячи раз обдумывая, где может находиться дверь, разделяющая его с Алисой, и как ее открыть, он пришел к единственному, по его мнению, возможному варианту – через осознанные сновидения. Следующим этапом в развитии пока только теоретических знаний стало увлечение тибетскими практиками сновидений. Он врач, вернее, был таковым, что и оказало влияние на суть познания – до всего докопаться, самому разрезать, увидеть, понять.

Уже после курса реабилитации Бенджамин продолжил свое знакомство с темой: зависал на различных форумах и YouTube, связывался с институтами осознанного сна в Америке и Европе. Испробовав десятки вариантов, пришел к определенным выводам: чтобы научиться общению с другой реальностью, требуется небывалая концентрация, иначе сны осознанные превращаются в сны обыкновенные. Поэтому перво-наперво привести в порядок свои мысли, эмоции, ощущения, да и в целом повседневные дела. Без режима, дисциплины и строгого контроля над собой, все усилия скатываются в плоскость спонтанности. А его это не устраивало.

Надо признать, что и при строгом планировании каждого дня, где присутствовали спорт, медитации и даже объект заботы и бесконечной любви в виде Балу, осознанно общаться с Алисой получалось нечасто. Тем ценнее были эти встречи.

***

Это пришло снова. Вернее, и не уходило никуда. Она живая и спокойная: «Смерти нет… Не забудь – смерти нет».

Но почему же там так темно? Почему там никогда не бывает солнца или хотя бы тени от него? Почему нет эмоций живого мира?

Если допустить само существование такого мира, летящего вместе с нами в пространстве времен и реальностей, то разве у них там нет своего солнца? Пусть так.

Алиса, где ты? Я не хочу расставаться с тобой по утрам. Твои глаза заменят мне солнце, волосы – ветер… Главное, я останусь с тобой.

Бенджамин выпрыгнул из сна. Опять одно и тоже. То ли сон, то ли явь.

***

Decalcomania, или «Отличительные знаки»

Как так получилось, что я вдруг задумался над тем, что делаю и кому служу? Двадцать лет я послушно исполнял все приказы, не вдумываясь, не спрашивая, без этих сентиментальных соплей на тему морали. Плохой или хороший, надо или пусть живет? Все эти годы я разрешал кому-то решать за себя, лишь выполняя заказы. Деньги хорошие, путешествия за счет заказчика, а главное – никаких душевных терзаний, ведь это не я принял решение, значит, совесть моя чиста.

Но в душе даже самого рьяного атеиста или отъявленного негодяя рано или поздно просыпается потребность в вере, и речь далеко не всегда идет об институте церкви или религии вообще. Уверовать – не значит понять, но принять, что делает человека сильнее, а его существование осмысленнее. Потребность поклонения и покаяния неотъемлемые части одного целого, и они присущи каждому мыслящему человеку. Не с рождения, а в процессе становления, созревания личности. Этот момент всегда внезапен, но ему предшествует огромная внутренняя борьба. Человек задается вопросами, ищет ответы, вспоминает, анализирует, думает. И ничего…

Вдруг все меняется, и самая заледенелая душа начинает таять от вибраций непокоя, дискомфорта, сомнения, неприятия. Толчком к новому осмыслению своего бытия может стать что угодно: музыкальное произведение, картина, личность, литературное произведение, взбудоражившие внезапно твое нутро.

Мои трансформации начались, когда, шагая по Королевской площади Брюсселя, я решил зайти в музей художника Магритта. Мною двигало любопытство: я читал о его «Олимпии», украденной почти сразу после открытия музея. Грабители надеялись заработать на ней три миллиона евро, но прокололись: никто ее не покупал, в мире коллекционеров это стало бы слишком дорогой ошибкой. Так, погуляв на свободе всего пару месяцев, «Олимпия» снова вернулась под крыло своего папочки. Я решил взглянуть на красавицу, которой никто не захотел владеть тайно. И был ошеломлен Магриттом: его жизнь, спокойная и даже обыденная в зрелые годы, в контрасте с его творчеством, отозвалась в моей душе сначала слабым светом далекой звезды, и лишь месяцы спустя из тьмы непонимания вдруг взошло солнце…