Александр Черенов - НЕСОСТОЯВШИЙСЯ ГОРБИ. КНИГА ПЕРВАЯ

И Григорий Васильевич «оправдал надежды»: не высовывался, славословил и рукоплескал «в общем хоре». Ни разу он не покусился не то, что на место Леонида Ильича: даже на формат регалий! Это Николай Второй мог удовлетвориться оскорбительной концовкой «и прочая, и прочая, и прочая» после минималистского перечня «трудовых заслуг» из «Император и Самодержец Великия, Малыя и Белыя Руси, Царь Польский, Великий князь Финляндский»! С Леонидом Ильичом такие номера не проходили.

А Григорий Васильевич и «не пропускал такие номера». Поэтому и в его трактовке Леонид Ильич всегда шёл как «верный продолжатель великого ленинского дела, крупнейший политический деятель современности, Генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР товарищ Леонид Ильич Брежнев». Это была такая «песня», из которой «выкинуть слово» – всё равно, что выкинуть себя из жизни!

В том числе, и поэтому Леонид Ильич «отпустил» ему все его прегрешения: и непозволительную молодость, и затменье сердца при виде «эполет, наряда юности задорной», и настораживающий факт прописки в конкурирующей столице – и прочая, и прочая, и прочая! Вот здесь Леонид Ильич позволял себе – заодно требуя от других – ограничить перечень. Грехов, аналогичных перечисленным, за Романовым значилось немало, но все они перекрывались одним бесспорным достоинством Григория Васильевича: товарищ не умышлял!

Меньше всего в недоработке Михаил Сергеевич мог упрекать себя: в те годы он был ещё «политический младенец». Хотя даже, глядя со ставропольской горки на вершины Кремля, он чувствовал мысли Романова: «Высоко сижу, на тебя гляжу!». От мыслей Романова уже по коже Горбачёва бежали мурашки с кулак величиной! В его представлении Романов было сродни той неведомой силе, которая в сказках обычно скрывалась «за псевдонимом дорожного указателя»: «Прямо пойти – убиту быти!».

Хотя эту угрозу, по твёрдому разумению Михаила Сергеевича, следовало отнести на левый фланг. В его представлении Романов был «непроходимым марксистом», не способным ощутить всей прелести «общечеловеческих ценностей» и приобщения к таковым Советского Союза.

Поэтому сам он «двинул правее». И не только потому, что «цел будешь», но и потому, что «своим будешь»! «Своим среди своих»! На том фланге обосновалось много разного народа. Точнее, это народ был разным – а мысли у всех были одинаковыми: либерально-демократическими. Особенно много такого народа ошивалось вокруг Юрия Владимировича Андропова. И Горбачёв сделал выбор: «Значит, нам – туда дорога!». Юрий Владимирович не остался в долгу: оценил не только кавминводские реверансы ставропольского Первого, но и массу полезной информации, полученной от того на соседей и даже кремлёвских гостей.

Кроме того, и взгляды у Горбачёва были правильные: андроповские – за отсутствием собственных. Такому человечку нельзя было не порадеть: классический «родной человечек»! И Юрий Владимирович порадел: именно он познакомил Леонида Ильича с распорядителем минеральных вод и заповедных кабанчиков. Леонид Ильич предпочитал отдыхать на юге – но Юрий Владимирович так профессионально отработал зазывалой, что Генсек позволил себя зазвать. Зазывал Андропов Леонида Ильича, разумеется, не на кабана, а на Горбачёва. Хотя ради такого дела Михаил Сергеевич и сам был готов поработать кабаном – и даже оказаться немножко подстреленным, только бы доставить удовольствие Генсеку!

Леониду Ильичу понравилось всё: и привязанный к дереву кабан, и согласный быть привязанным вместо него Горбачёв, и присутствующие у Михаила Сергеевича слова, и отсутствующие у него же мысли. Уезжал Генсек не только с воспоминаниями, но и с памяткой на Горбачёва.

В очередной раз Михаил Сергеевич мастерски продемонстрировал свою наиболее сильную сторону: умение понравиться. А он действительно умел понравиться! И как умел: варьируя подходы и даже жертвуя здоровьем! Так, с непьющим Леонидом Ильичом Михаил Сергеевич налегал на минералку – а с пьющим Федором Давыдовичем «мимикрировался» стаканами до бесчувственного состояния.

Оказавшись в Политбюро, Михаил Сергеевич первым делом «сориентировался по месту». Народ ему, в целом, понравился своей дружной… разобщённостью: классические «пауки в банке». Здесь явно не в ходу был мушкетёрский лозунг «Один – за всех, и все – за одного!». Разве, что – в такой интерпретации: «Один – на всех, и все – на одного!». Народ разбился по «кружкам интересов». Но, сознавая верность установке «в наш тесный круг не каждый попадал», Михаил Сергеевич не стал «разбиваться». Для начала он решил не «примыкать», а всего лишь «тяготеть». Ведь это там, «на равнине», ему казалось, что Андропов – гора. Но здесь, на Олимпе, этот «Эверест» вполне мог оказаться какой-нибудь «Валдайской возвышенностью».

По счастью, Юрий Владимирович не обманул его… ожиданий. Он оказался не только тем, но и «с походом». Михаил Сергеевич довольно «гладил себя в душе»: верную ставку сделал. Поставил на то, что нужно! Оставалось лишь убедить Юрия Владимировича в том, что и тот не ошибся со ставками. В итоге «они нашли друг друга» – и вскоре «подмастерье» уже выбился в «подручные».

И всё было бы хорошо, если бы не многочисленное нехорошее! Не всё оказалось ровно и гладко: «оврагами» – и не на бумаге – квалифицированно отрабатывали многочисленные «старперы»: Тихонов, Черненко, Устинов, Гришин. Не отставало от них и молодое – под шестьдесят – поколение: Щербицкий, Романов, Алиев. Особенно не понравился Горбачёву Романов. Если все остальные были всего лишь всего лишь «соперниками в борьбе за медали»… и ордена – то этот был идейный враг! Идейный враг – потому что дюже идейный. В наше время даже как-то неприлично быть таким идейным – а этот наплевал на приличия… и Горбачёва. При каждой встрече с Григорием Васильевичем Михаил Сергеевич чувствовал себя… «белым» офицером на допросе в ЧК! Но самое неприятное заключалось в другом: несмотря на все заверения в том, что Романов – это «потухший вулкан», Горбачёв с ужасом ощущал толчки и наблюдал «курящийся над вершиной дымок».

Один только Громыко и симпатизировал Горбачёву. Ну, так, как это и должно было быть: «цивилизованный человек», образованный… Европой и Америкой. С большим трудом удалось нейтрализовать Устинова: пришлось задействовать его дружка – и своего покровителя – Андропова. А все остальные, в той или иной мере, «продолжали не соответствовать».

В итоге, поводов хватало, как для радости, так и «совсем даже наоборот». Утешало лишь то, что окружение Юрия Владимировича «соответствовало»: радовало «по полной». Оно являлось «родным домом» не только Михаилу Сергеевичу, но и любому другому космополиту… то есть, коммунисту-интернационалисту. Огорчало лишь недостаточное внимание окружения к Горбачёву… в сравнении с Андроповым. Окружение было занято: оно «делало короля». Поэтому «чёрное дело» – как своё, так и Михаила Сергеевича – окружению приходилось делать в свободное от основной работы время. Под это «чёрное дело» оно с Михаилом Сергеевичем мечтало о светлом будущем, которое не только не было коммунизмом, но и было не для коммунизма. В этом светлом будущем ни коммунизму, ни коммунистам не оставалось места.