Елена Гвозденко - Горечь березового сока

© Елена Гвозденко, 2019

ISBN 978-5-0050-3160-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Переведенное время лишило часа сна, привычный утренний моцион пришлось сократить. Кое-как растолкав Дашутку, Ирина готовила завтрак, собирала дочь в садик, нанося макияж, и искала колготки дочки, которые накануне послушно свисали со спинки стула.

– Дашенька, мы опаздываем.

– Угу.

Ирина лихорадочно рылась в шкафу, и только потянулась за стопкой белья, как из ванны раздался грохот. От испуга молодая мама отскочила от шкафа, увлекая за собой все вещи.

Разгром в ванной больше напоминал последствия землетрясения. Дарья сидела на полу в быстро растекающейся луже, на поверхности которой плавали пузырьки и флаконы. Раковина, вернее то, что от нее осталось, гордо возвышалась над обломком унитаза, и на все это великолепие из сорванного крана фонтанировала вода, щедро разбрасывая брызги по стенам.

– О, Боже, – только и смогла сказать Ирина, вытаскивая притихшую дочку в коридор. Перекрыв воду, и кое-как собрав мыльную пену с остатками геля, шампуней и различных солей, Ирина помчалась переодевать Дашутку. Благо та, растерявшаяся и испуганная даже не сопротивлялась.

– Утро добрым не бывает, – подумала я, когда раздался звонок, – шесть утра. Кого могло принести в ночь глухую? Кое-как засунув ноги в тапочки и накинув халат, я стеная и охая, поплелась к входной двери. И только сонная одурь, притупив мою природную осторожность, позволила мне открыть дверь.

На пороге, размазывая остатки туши по щекам, и пытаясь пригладить прическу, которая навевала мысли о Пизанской башне, стояла Ирина.

– Что стряслось? Пожар, разбой, землетрясение, наводнение? – Сонный мозг продолжал в заданном направлении: – ураган, цунами, ядерный взрыв, химическая атака, налет террористов…

– Хуже. Конец света в отдельно взятой квартире.

– Пробки перегорели?

– Настя, пойдем со мной.

Перешагнув дверь Иркиной квартиры, я чуть не упала, поскользнувшись на вытекающем из ванны ручейке. Вся квартира была наполнена парами, и сквозь это банное безобразие пробивался запах дыма.

– Каша, – выкрикнула Ирина и умчалась на кухню. Я осторожно пробралась в комнату, и увидела Дашутку, сидящую на куче белья на полу, одетую в курточку, и, несмотря на апрель, в валенки и зимнюю шапку, причем ребенок старательно подвязывал шею мамиными колготками.

– Что происходит?

– Ванную посмотри.

Ирина, конечно, никогда не отличалась маниакальной чистоплотностью, но такое слишком даже для нее. В углу грудой лежали флаконы и банки, вперемежку с осколками унитаза и раковины. Обломанный смеситель сиротливо валялся в ванной, а унитаз был скорее похож на скульптуру сумасшедшего авангардиста, этакий осколок с начинкой в виде разбитой раковины. И это все в шесть утра?

– Кто взорвал твою квартиру? И почему твой ребенок, одетый, кстати, в валенки и ушанку и подвязанный твоими колготками, сидит на полу?

– Да не было никакого взрыва, это Дарья первый раз самостоятельно зубы чистила.

– У твоего ребенка большое будущее.

– Ей захотелось достать банку с новым кремом, а раковина давно шаталась, Дашка испугалась, схватилась за полочку, потом за кран.

– Это все сделал трехлетний ребенок?

– Это все сделало хроническое безденежье и отсутствие мужика в доме. В этой квартире жить невозможно.

– Ты что просишься на постой? Учти, мужика у меня тоже нет, ну как-то не приживаются они на нашем этаже.

И это было правдой. Наша старенькая пятиэтажная хрущевка была своеобразным Иваново, почти женским общежитием. Здесь доживали свой век одинокие бабки, чей сварливый характер не позволил их мужьям загоститься на этом свете, старые девы, и женщины после разводов. О том, как мы уживаемся в одном дворе можно писать романы. В наших насквозь пропахших кошачьими миазмами подъездах, порой разыгрываются настоящие войны, с войсками, построенными «свиньей», с шумовой атакой, в виде хора возмущенных старушек, и даже активных боевых действий, когда эти самые милые бабульки врываются на территорию неприятеля, пытаясь установить «порядок». И как всякая война, она идет с переменным успехом, хотя на стороне пожилого поколения – их многолетняя сплоченность против врага. Образ врага постоянно меняется, а сплоченность остается.

– Попробую Дарью пристроить к бабушке, а тебя хотела попросить дождаться сантехников. Я им попозже позвоню. Ключи у тебя есть. И еще… мне не совсем удобно…

– Две тысячи одолжить могу и подарить раковину. Я перед ремонтом купила, но ты же знаешь, Денис подобрал всю сантехнику в тон. Хоть какая-то польза от нашего полугодового романа.

– Спасибо, – Ирина старательно прятала взгляд. На зарплату рядовой учительницы, да еще с ребенком на руках, восстановить квартиру сложно.

– Мы опаздываем уже, – Ирка разматывала колготки с Дашкиной шеи, одновременно стягивая валенки и ушанку.

– В шесть утра?

– Уже половина восьмого. Вчера часы перевели. Возможно, не приду ночевать сегодня. Сама видишь – некуда, если что – позвоню, и спасибо…

Ирина опять потупила взор. Для меня до сих пор остается загадкой, как, живя в нашем непростом мире, каждый день, общаясь с подростками, Иринка сохранила застенчивость тургеневской барышни.

– Кто рано встает, – напевала я, включая компьютер. Накануне засидевшись за редактированием своего рассказа до ряби в глазах, я так мечтала выспаться. Загрузив текст, поняла, читать его, а тем более редактировать, я не смогу, пока не высплюсь. Кровать манила неубранным бесстыдством. Вообще-то писательство пока хобби, зарабатываю на жизнь мелким бизнесом, у меня две торговые точки, а пачкание бумаги – для души. Вот так, в сорок лет ощутив вдруг в себе необъяснимый зуд, и благодаря множеству книг по психологии, я поняла, что лучше не травмировать психику лишним «нельзя», а приобрела компьютер, и позволила моим безвекторным мыслям уложиться в синтаксический порядок.

Написав что-нибудь мало-мальски цельное, сохраняла текст, тут же забывая о нем. Теперь мои амбиции возросли до лицезрения своих опусов на бумаге, для чего был куплен принтер, и множество папок. Воспитана я в уважении к печатному слову, все, что подлежало распечатке – должно правиться, корректура – плата за «бумажные» амбиции.

Выдернул меня из сна настойчивый звонок. Почему-то решив, что звонит сотовый, вытрясла все из сумочки, проверила карманы брюк, добежала до коридора, но тут в мою дверь послышались удары.

– Да что ж такое?

На площадке Марья Васильевна, тетя Тоня, и гроза нашего двора, самоизбранная «совесть» дома – Клавдия Александровна. Выстроились они, как и следовало ожидать, «свиньей», во главе с «совестью».