Сергей Степанов-Прошельцев - Уроки «химии». Из жизни условников

Смотрящего камеры тоже звали Пол Пот. Он был апельсином – по зэковским понятиям, присвоивший себе титул авторитетного вора, однако сам не прошедший лично всех типичных процедур и испытаний, необходимых для коронации. Это не прощается. Как он не упирался, его всё же отправили в лагерь – кумовью лишние свидетели, которые могут утопить, не нужны. И с Пол Потом обошлись сурово: его сунули головой а очко гальюна, где он захлебнулся. Кто на это сподобился – сами зэки или же их охранители – никто не выяснял.

Практически вся бычарня СИЗО состояла из выродков. Опущенные даже были баландерами и ложкомоями. Для вора в законе попасть в Рижскую тюрьму считалось хуже смерти. Неужели он примет шлёнку (так зэки называют миску) из рук гребня? И блатные в знак протеста вскрывали себе вены. Кого-то и не спасли. Или не захотели.

В марте 1985 года, когда Санлеп уже торчал на зоне в Шкиротаве, из централа был совершён удачный побег. Причем на это отважились именно козлы. Они захватили в заложники надзирательницу, хотя не исключено, что тут был сговор, вместе с ней важно проканали через вахту и аккуратно свалили. Для расследования обстоятельств ЧП в Ригу приезжал заместитель Щёлокова Юрий Чурбанов. Но скоро и он сам оказался за решёткой. Его шеф покончил с собой ещё раньше.

…Тем временем свечерело. Перед отбоем обычно тюрьмы затихают, в недрах их зарождается особая, скрытная жизнь. В этот час начинает стрекотать телеграф.

Санлеп прислушался. Вызывали именно его. Он схватил тромбон – алюминиевую кружку, приставил её дуплом к стене, а ухо приложил к днищу.

– Подойди к толкану, – сказал чей-то замогильный голос. – Есть о чём спросить.

Толкан – это еще одно название дальняка. Значит, связь налажена через канализационные трубы. Стояк проходит сверху вниз через все этажи, к нему сходятся сливы от унитазов двух соседних камер. Чтобы поговорить, надо удалить водную пробку. Когда воды нет, то можно базарить даже через несколько этажей.

Унитазы в тюрьмах появились в 60-х годов. Но не во всех. Параши – двувёдерные, а иногда и четырехведёрные цинковые бачки с деревянными ручками – выносили вдвоём или даже вчетвером. Они были непременными атрибутами камер дохрущевской эпохи, а кое-где остались как реликты вплоть до Горбачёва. Между тем первый унитаз был изобретен в Англии ещё в 1596 году.

Однако прошло три века, пока Россия спохватилась. И сразу же – скандал. В нём был замешан нижегородский губернатор барон Фредерикс. Во время голода 1906 года он затеял весьма сомнительное предприятие, связанное с закупками зерна для голодающих. 20 января 1907 года газета «Нижегородский листок» сообщала, что в Сенате начались слушания по делу о мошенничестве. Обвинялись шведский предприниматель Эрик Лидваль и сам губернатор. Вместе с закупкой десяти миллионов пудов зерна для пораженных засухой уездов губернатор заключил договор с Лидвалем об открытии в Нижнем Новгороде игорных клубов и фирмы по торговле бесшумными унитазами. Лидваль обязался поставить зерно по бросовой цене, получил свыше двух миллионов рублей задатка, но поставил в десять раз меньше.

В 1929 году в СССР было выпущено 150 тысяч унитазов. Унитаз в те годы представлял собой устройство с чугунным бачком под потолком и ручкой на цепочке, В тюрьмах такие можно лицезреть и сегодня.

Но размышлять об этом было некогда.

– Кто такой? – услышал Санлеп откуда-то сбоку.

Он назвал свою кличку. Удивительно, но пермская тюрьма его знала. Хотя не удивительно. В СИЗО транслируют самую свежую инфу.

– За что повязали?

– Толком не знаю. В Березниках что-то не удозорили – взорвалось, а у меня неночевка.

– Статья тяжелая. Диверсия. От восьми до пятнадцати. И даже вышка. Думай шарабаном, а не ногами.

Санлеп молчал. Он чувствовал, что мокреет спина.

– Это наезд, – наконец, проговорил он. – Наезд в натуре.

– Дам один совет – вали на безглазого,. И груз прими по трубе. Это тебе грев от общака.

– Кто говорил?

– Хопёр. Но у тормозов вертухай. Всё, крандец связи.

Тормоза – это дверь в камеру. Санлеп слышал о Хопре. Авторитет. Дали в последний раз, кажется, шесть лет крытки. За что – не впомнил. А валить на безглазого на блатном жаргоне означает перекладывать вину на несуществующего, выдуманного человека. Но этого совсем и не требовалось. У него – алиби, если, конечно, станут проверять. Скорее всего, не станут.

Единственное, что как-то утешает, – подоспел грев. Для его транспортировки зэки проложили дорогу – протянули шнур через канализационную трубу из камеры в камеру. С кем-то из предшественников Санлепа уже словились с помощью ёжиков – связанных вместе зубных щеток, которые над огнем изгибают самым причудливым образом, образуя крючки и спирали. Если надо наладить связь с соседней камерой, то такие ежики с привязанными к ним шнурами с обеих сторон бросают в очко и затем по условному сигналу одновременно сливают два ведра воды. Ежики тонут в общей трубе и, несомые бурным потоком, тормозятся, налетев друг на друга и закручиваются, зацепляются. Остается только аккуратно вытащить их в одну из камер, и дорога готова. К ней привязывают плотно упакованный и запаянный в целлофан груз и переправляют по назначению. И Санлеп без каких-то волокит получил посылку – сигареты, чай, карамельки, увесистый шматок сала.

Вот тут-то и подумаешь о разнице межу тюрьмой, зоной и «химией». Лучше всего в тюрьме. Как правило, нет беспредела среди зэков, хотя есть и стукачи, и наседки. Но их вычисляют быстро. Они – прислужники общих врагов – ментов, прокуроров, судей. Именно они посадили всех, они лишают возможности обороняться, видеться с близкими. Это объединяет, вызывает сочувствие друг к другу. Можно даже втихушку мечтать о том, что виноватого Бог найдёт, о чуде освобождения, а оно в итоге так и не приходит или приходит, но очень поздно.

Козлы – тоже враги. Бывает, что они даже зловреднее врагов основных. Но если к их покровителям добраться трудно, то они – вот они, впритычку, в спряталки не сыграют. И разборки с ними бывают тихомолчные, но кровавые. Или найдут повешенным. Толпа большая, сроду не разобраться: то ли сам на себя руки наложил, то ли помог кто-то.

На зоне все уже осуждены, знают свой срок. Там главная задача – выжить. Нормально питаться, поддерживать физическую форму. Кардинально меняется система ценностей. Что раньше казалось важным – работа, карьера, семья – уже совсем и не важное. На первый план выходит то, что обыденно: еда, сон, бритьё, обувка. Меняются и сами люди. Некоторые ломаются, становяся лагерной шушерой. Самое важное даже при смене знаковых ориентиров – оставаться самим собой. Жить там, где в принципе нет никакой жизни. Приспосабливаются же космонавты к невесомости.