Владимир Весенний - Анатомия смерти

Внедорожник вёл Павел. Молчали.

– Прости. Не знаю, что на меня нашло, – сказал Гомельский.

Неожиданно он развернул машину прямо на дороге и погнал обратно к озеру. Разделся и нагишом полез в сентябрьскую воду за оставленными донками.

На их отношения случай у озера почти не повлиял. Почти. На рыбалку они стали ездить ещё реже, чем прежде.

– Как, по-вашему, могло получиться, что камеры видеонаблюдения не зафиксировали присутствия посторонних в квартире? – поинтересовался Курбатов.

– Я в технике не сильна. Быть может, произошёл сбой, – ответила Екатерина Сергеевна.

– Я не верю в совпадения. В день убийства камеры выходят из строя и снова включаются после совершения преступления.

– Тогда запись стёрли. Другого объяснения нет.

– Это могли сделать только осведомлённые люди. Второй вопрос: как они проникли в квартиру? Нет следов взлома. Замки не тронуты.

– Вы намекаете, что их впустил кто-то свой?

– Я ни на что не намекаю, а пытаюсь рассуждать вслух. Совершено убийство. Убийцы незаметно проникли в квартиру, искромсали тела своих жертв, перевернули всё вверх дном, бесследно исчезли, и никто не видел их и не слышал…

– Я видел, – тихо сказал Миша.

Курбатов от неожиданности притормозил. Он прижал машину к обочине и включил аварийные огни. Повернулся к мальчику, спросил:

– Что ты видел?! – Максим старался сохранять спокойствие, чтобы не спугнуть удачу.

– Всё.

В салоне автомобиля голос ребёнка звучал приглушённо. Екатерина Сергеевна и Курбатов наклонились к Мише. Мальчик некоторое время смотрел в пол, потом поднял глаза на Курбатова. Он заговорил медленно и внятно.

– Я стоял за дверью. Их было двое. В масках, как в американских фильмах про гангстеров. Чёрные куртки, чёрные шапочки. Сзади ударили маму Катю. Она упала и не двигалась. Закрыли маме рот рукой в перчатке. Приставили пистолет к её голове и повели в кабинет к папе. Потом вывели их в зал. Я хотел убежать и позвать на помощь. Но не успел, а потом было поздно. Я испугался и сел на пол. Папа увидел меня в щель между дверью и стеной и показал пальцем, чтобы я молчал. Его поставили на колени и сказали, что, если он станет кричать, они убьют маму. Мама плакала. Ей сказали: если она не замолчит, они убьют папу. Они спрашивали про папку. Папа ответил, что её в квартире нет, а где она, он им не скажет. Тогда они заклеили папе и маме рот скотчем. Руки и ноги тоже скрутили скотчем и стали бить. Папа мычал и извивался. Они посадили его на пол и освободили рот. Он сказал, что отдаст им всё, если они отпустят маму. А если не отпустят, то ничего не получат. Тогда один разрезал на маме платье, а потом ударил её ножом в живот. Папа сказал, что папка в сейфе, и назвал код. Один ушёл в кабинет. Папа головой ударил того, что остался, в живот. Дядька упал. Папа ударил его ногой два раза по голове и в горло. Дядька захрипел, а папа поднял нож, зажал его между колен, перерезал скотч и освободил руки. Он хотел помочь маме, но в комнату вошёл другой и напал на папу. Он был сильнее папы и сильно его побил. Папа не двигался. Мама стонала. Тот, что побил папу, поднял другого дядьку. Тот кашлял и ругался. Они говорили, что папки в сейфе нет, и стали бить маму. Я закрыл глаза и боялся закричать. Потом был шум. Потом стало тихо. Потом ко мне подошли. Я увидел дядю Максима…

В наступившей тишине Курбатов слышал, как колотится его сердце. Корнеева перебралась ближе к Мише и обхватила его голову руками. Мальчик тихо всхлипывал.

– Про папку Павел ни разу не обмолвился. Наверное, не успел, – задумчиво предположил вслух Курбатов. – Не понимаю, зачем такая жестокость?

В его голове не укладывалось, как Павел решился заплатить двумя жизнями за какую-то папку. Да ещё рисковать жизнью ребёнка. Преступники могли обнаружить мальчика и убить. Павел был адекватным человеком и в шкале ценностей человеческую жизнь ставил на самый верх. Он бы не допустил гибели родных ни за какие богатства мира. Что-то в этой истории не сходилось. Она не соответствовала сущности Павла, а потому казалась Курбатову неправдоподобной. Он вывел автомобиль на трассу и погнал в сторону Серпухова.

Мобильник соседа не отвечал. Максим не мог дозвониться до него с утра. На Михаила Михайловича это не походило. Человек обязательный, он бы непременно перезвонил.

В деревне, залитой солнечным светом, снег на верхушках сугробов и ветках деревьев играл золотыми искрами. Курбатов припарковался у колодца с двухскатной крышей и кривой ручкой в деревянном валике. Железное ведро, привязанное к цепи, стаяло под крышей на обледеневшей подставке. Снег вокруг колодца тщательно вычистили.

– Подождите меня здесь, – сказал Максим Корнеевой и захлопнул за собой дверь машины.

Калитка была не заперта. Алабай за металлической сеткой загона рвал цепь и надрывался густым лаем. Никто не вышел навстречу Курбатову.

– Туман, свои! – прикрикнул на собаку Максим.

Он ступил на крыльцо и окликнул хозяев. Ему не ответили.

В натопленной избе вещи в комнатах и кухонная утварь валялись на полу. Обеденный стол перевёрнут. «Стол вам чем помешал?..» Картина полностью повторяла виденное Курбатовым в собственной квартире и квартире Корнеевой. Он набрал номер Михаила. Из прихожей послышалось кукареканье петуха – так, будто птица кричала из-под подушки. Не выключая телефон, Максим пошёл на звук. Он ощупал вещи на вешалке и достал из кармана овчинного тулупа кукарекающую трубку. Дисплей высветил пропущенные звонки Курбатова.

Максим вышел во двор. Туман не унимался. Курбатов прошёл в глубь двора. Вдали, за забором, виднелись обгоревшие руины его дома. Рядом, из сарая, доносился стук и крики о помощи. Максим вынул из петель амбарный замок и отпер дверь. Перед ним стояла жена Михаила – Татьяна. В валенках и платке поверх тонкого свитера, она съёжилась и тряслась от холода.

– Мать твою! – прохрипела она и побежала в избу.

– Что стряслось? – спросил Курбатов уже в доме.

– Какая-то б… закрыла меня в сарае.

Татьяна славилась склонностью к ненормативной лексике. Она мастерски приправляла речь крепкими выражениями.

– А Михаил где?

– Так ты же его попросил подъехать в пожарную часть в Чехове. У тебя машина заглохла.

– Не звонил.

Татьяна собралась высказать по этому поводу мысль в свойственной ей манере, но осеклась при виде женщины и ребёнка на пороге.

– Мы замёрзли, – сообщила Екатерина Сергеевна.

– Это со мной, – пояснил Курбатов. Он представил женщин. Татьяна предложила раздеться и пригласила пройти.

– Уроды! Во что превратили дом!!! Наверное, всё поп… поворовали, – Татьяна покосилась на гостью.

Меньше чем за минуту она обежала все комнаты, исследуя все «тайники» в доме.