Олег Кот - И молитва моя в недро мое возвратится

– Вы должны приехать сюда до пятнадцатого марта и дать свой окончательный ответ – монашество или священство (15 марта дата отречения государя; она родилась из доноса отца Варфоломея наместнику о моем выпускном вечере).

Я чуть не поперхнулся от странности этой даты и понимая, что этим людям на меня наплевать, задаю еще один вопрос.

– Батюшка, – говорю я ему. – Моя мама и я хочу жить в России, а здесь у нас ничего нет. Жить нам негде. Я в общежитии. Квартиру продавать, денег все равно не хватит даже на развалину за городом. Что скажете?

– Квартиру продавать не благословляю. Там продадите, здесь получите бумаги вместо дома. Будете стоять на улице и на ночь глядя некуда будет идти. Прольете море слез и некому будет помочь. А если хотите, в России живите. Купите себе домик в деревне и живите.

– Батюшка! Да у нас нет ни копейки, на что мы купим этот дом?

– Что? Совсем нет?

– Совсем, батюшка. Я сюда чудом Божиим доехал, монахи трясут – езжай и все тут. И если бы мать поездом не передала деньги с посылкой – обратно иди пешком.

– Это плохо.

Вижу, батюшка расстроился. Голову опустил низко и стал рыться в котомочке, стоявшей под ногами. А там книжки в переплетах роскошных, золотых, что-то еще заманчивое. Ух, дух захватило, так захотелось чего-нибудь оттуда. Детства. Сказки. Счастья. Словом, запрещенное для православного. Наконец вынул. Огромных размеров апельсин. 13 13 Тоже самое, что и пятнадцатое марта. Возьмет, значит царь. Апельсин по форме напоминает державу в руках царя. Цинично-прозорливый игумен выполнял несколько задач: вербовал и одновременно прощупывал собеседника. Примечание автора. Подает. А меня от боли тотчас скривило.

– Батюшка! Куда он мне. Я ведь после язвы. Вон, со мною только вареная телятина, подаренная сердобольной женщиной. Ем черствый белый хлеб и пресную телятину без соли. Больше ничего не могу.

Лицо добрейшего монаха в одну секунду стало несчастным.

– Прости. Я ведь не знал. Что же тебе подать? Вот, погоди.

И снова в котомку. «Ну, – думаю. – Сейчас мне что-нибудь хорошее, желанное подарит». А он вынимает маленькую, тонюсенькую брошюрку в десять листов на ржавой, неряшливой скрепке. «Неупиваемая чаша». Акафист в честь одноименной иконы. Бесы, убогость, нищета.

– На. Это тебе. С Рождеством.

Моему разочарованию не было предела. Мне хотелось совсем не этого. Аж передернуло. Знал бы я тогда, что мне подал игумен Борис – проклял бы и жизнь свою. Такую свинью он мне подложил. «Расслабление и немощь до конца дней» называется та свинья.

– Спаси Бог.

А сам от расстройства чуть не плачу. Деваться некуда, от державы-апельсина под контролем Московской Патриархии отказался, книгу не получил – бери, что дают – расслабление и бесов.

Уезжать из России, несмотря на третью, самую тяжелую за год госпитализацию, не хотелось. Но дальше произошло то, чего я меньше всего ожидал. Вызвав меня на осмотр, главный районный уролог города Шуи сделал мне решительное предупреждение.

– Если инфекция не будет подавлена, температура не спадет, возьму вас к себе, в свою палату. Это что же за извращение, не спать совсем с женщинами. Что это за дурь, отказывать себе в удовольствии. Это ненормальность. Я вас от этого вылечу. Навсегда. У меня есть две чистенькие, хорошенькие сестрички. Оля и Лена. С первого июля они займутся вашим лечением. Оля будет спать с вами днем, а Лена ночью. Я эту дурь из вас вышибу. Будете пахать на них, как вол в колхозном стаде. Вся инфекция выйдет за десять дней.

Выслушав молча маститого эскулапа, ждать «урологической трахалки» по-шуйски не стал. Первого июля поезд «Москва – Мариуполь» привез меня домой. Ловушка захлопнулась.

В поезде мне пришлось ехать с профессиональной тувинской гадалкой. Она, глядя на мою крайнюю нищету, все хотела меня покормить. Но, получив отказ, предложила кинуть карты. Когда я и от этого отказался, сказала, что деньги с меня не возьмет.

Мотаю головой, мол, нет, не нужно. Помолчав, сказала, что едет в Мариуполь хорошо заработать. Пригласили жены директоров металлургических заводов. Очень хорошо платят, на деньги не смотрят, хотят знать все свое будущее. Вдали показались трубы двух главных кочегарок, мариупольских «Ильича» и «Азовстали». От их вида сжалось сердце. Россия кончилась, начиналась Украина.

Так, с двумя нереализованными благословениями, украденным здоровьем, запретом продавать нашу крошечную квартиру в Мариуполе и акафистом в честь иконы «Неупиваемая чаша» я вернулся в Мариуполь.

Если бы не тот решительный запрет, мы бы с мамой не познали в полной мере участь приживалок на ее же Родине. А сейчас из-за военных действий за нее не дают и гроша ломаного. Плати огромные счета за пустую квартиру и молись об упокоении игумена Бориса.

Ляпсусами духовного окормления погублены жизни многих. Но искать правду бесполезно. Против мгновенно восстанет духовенство, черное и белое. Найти выход после этого будет еще труднее. Сначала человека окружат враждебностью, затем объявят «болящим», то есть не в своем уме.

Церковь не знает, как помочь в подобных случаях. Терпите, молитесь, Бог попустил – вот и весь сказ. Еще бесполезнее тащить это на исповедь. Услышав подобное, рядовой священнослужитель по привычке обвинит именно тебя в осуждении и дискредитации священства. Ты пришел на исповедь, кайся. Моя обязанность принять у тебя исповедь. А если исповеди нет, то ты заболел. Не бывает безвинных страданий. Смирись и обвини во всем одного себя и тогда Господь обязательно поможет. Вот и весь итог подобных трагедий.

Почти на три года болезнь заснула. Словно кто-то невидимый управлял немощью, которую я впоследствии назову «болезнью Дарвина», полученной только для того, чтобы разгадать научную головоломку, не разгаданную великим ученым.

– Мам! Где в этом городе можно найти хорошего, опытного батюшку? – возвратившись в Мариуполь, спросил маму.

– На Левом. Там Поживанов (мэр города) собор строит, а в вагончике служит батюшка Николай.

– И как его фамилия?

– Щелочков. Он по пятницам молебен о болящих служит. Там ему все и скажешь.

Но поговорить после молебна не получилось. Толпа людей окружила уже немолодого и порядком умученного священника. Каждый хотел обязательно задать свой вопрос. Рядом со мной стояла немолодая пара и наблюдала за происходящим.

– Хотел подойти. Да, видно, не судьба.

– Почему так? К нему домой съездите. Называют улицу и дом. В Зитцевой балке, что в порту, рядом кладбище небольшое. Он в будние дни по вечерам дома.

Поблагодарил. Адрес, такой простой, запомнил. А приехал к нему в гости только осенью, отчаявшись найти подходящую работу. Звоню. Выходит дочь и говорит: