Эндрю Ваксс - Флад

Флад, казалось, больше нечего сказать. К тому времени, так стемнело, что все, что я мог видеть, это ее контур, блики от огней на ее волосах и блеск ее глаз. Наверняка, она дышала, но было совершенно не видно, как вздымается ее грудь. Она словно ждала чего-то, но особо ни на что не рассчитывая. Как в тюрьме, когда ждут досрочного освобождения.

Все это нужно было переварить. Мне нужно было время, чтобы подумать, поэтому я сказал:

– Ты говоришь, я могу задать вопросы.

Она кивнула. Я прикурил еще одну сигарету. Не из-за нервов, просто они вкуснее после всплеска адреналина, так я называю страх.

– Мне нужно знать, откуда ты знаешь то, что рассказала.

– Зачем?

– Потому что я не хочу полагаться на информацию, которая может быть неверной.

– Ладно. Что тебе рассказать?

– Ты говоришь, что он ветеран Вьетнама, что он заключил сделку с офисом окружного прокурора, что он был в больнице и что он хочет стать наемником, верно?

– Да.

– Ну, и кто тебе все это сказал?

– Одна из женщин в церкви. Она говорила, что знает Сэди, и рассказала мне, все, что знала.

– Ты ей поверила?

– Я знала, что она говорит мне правду, потому что я пообещала, что вернусь и увижусь с ней, если она скажет правду.

– Это не имеет никакого смысла для меня. Я мог бы понять, если бы ты пообещала, что вернешься к ней, если она сказала неправду, но…

– Она видела меня иначе, чем ты, мистер Берк.

– Ты имеешь в виду, что она никогда не видела, как ты проламываешь черепа?

– Я имею в виду, что она лесбиянка.

– А ты?

– Я пообещала, что вернусь к ней и увижусь с ней, это обещание, которое я сдержу. Это единственное обещание, которое я дала.

– Но, может быть, она не так на это смотрит.

Флад слегка пожала плечами, так, что грудь даже не шевельнулась.

– Я не знаю, как она на это смотрит. Некоторые люди не видят акулу в собственном бассейне.

– Откуда эта женщина узнала о суде?

– Мать еще одного ребенка из тех, кого изнасиловал этот дьявол, планировала подать в суд на церковь за халатность или что-то в этом роде. Она наняла адвоката, и этот адвокат провел расследование. Он заплатил детективу, и детектив заплатил кому-то в суде, так это выяснилось.

– Адвокат взял такое дело на авось?

– На авось?

– Без денег вперед, ну, типа, если не выиграет, то ничего не получит, как при автомобильной аварии, например.

– О. Да, так и было, очевидно.

– Что-то не складывается. Такое дело трудно доказать в суде. Кроме того, эти церкви никогда не имеют достойной страховки. Вот если бы это была епархия…

– Адвокат сказал, что просто хочет помочь этой женщине, – Флад пожала плечами снова, как раньше. Я начинал понимать, что значит такой ее жест.

– Так этот клоун думал, что благодарная дамочка будет у него в руках?

– Думаю, да.

– А ты узнала обо всем через женщину, которая была ее подругой, и которая рассказала тебе это, потому что ты ей нравишься.

– Да.

– А эта женщина и женщина, которая пошла к адвокату, близкие подруги?

– Очень близкие.

– Значит, адвокату не повезет с ней, как ее подруге с тобой?

Флад усмехнулась. Слишком гортанно, чтобы это сошло за хихиканье, но похоже. Ее грудь дрогнула на этот раз. Наконец, она сказала:

– Да, думаю, что так, – подтвердила она.

Я вздохнул.

– Никто не честен, да?

Флад попыталась сделать каменное лицо, чтобы показать, что она не согласна, но поняла, что не стоит этого делать и снова пожала плечами.

– Хорошо, давай предположим, на минуту, что эта информация верна. У тебя есть подробное описание этого Уилсона? Фото было бы, вообще, идеально.

– У меня есть описание, но не очень подробное. И у меня нет фотографий. Я знаю, они, должно быть, фотографировали его, когда арестовали – для базы, верно? Так что я подумала, может быть, тебе удастся ее достать.

– Можно попробовать, если прокурор ее не уничтожил.

– А они могут?

– Конечно. Если он не в программе защиты свидетелей, то они не станут этого делать. Но знаешь, если он выдал федералам некоторую опасную информацию, они дали ему новую личность, увезли его и все такое. Хотя, похоже, у этого парня другая история. Он где-то тут, раз пытается связаться с наемниками, как ты сказала.

– Да, именно поэтому в первую очередь я пришла к тебе. Я слышала, что ты был рекрутером для одной из наемных армий, и что люди, которые хотели уехать за границу воевать, должны были сначала пройти проверку у тебя.

– Где ты это слышала?

– Есть бар в Джерси-Сити, на другом берегу реки, очень странное место. Вроде притона в Западной Вирджинии или что-то похожее. Они играют кантри, и я знаю, что у них проходят всякие странные встречи в задних комнатах.

– Странные встречи? Типа, наркоторговцы, оружие, такое?

– Нет, типа, ку-клукс-клана или американской нацистской партии.

– Ого, действительно – странно.

– Тебя это пугает?

– Да и нет, – сказал я, и это была правда. – Уроды по отдельности меня не пугают – они обычно вопиющие неадекватны. Но идея пугает меня до чертиков. Это неестественно, понимаешь, о чем я? Уроды должны оставаться сами по себе – в меблированных комнатах, с книгами с картинками и надувными пластиковыми куклами. Проблема, если они начинают объединяться в свои гребаные братства. В прошлом я вел с ними дела. И знаю несколько из них.

– Какого рода дела у тебя могли быть с такими людьми?

– Чисто профессиональные, ничего личного, – сказал я.

Нет смысла рассказывать ей о подлинных записях выступлений Гитлера, которые я им продал. Настоящий дорогой, эксклюзивный товар, пиратский, из бункера, где Адольф-мудак ждал своей последней награды. Только одна копия была во всем мире, и та (конечно) находилась в архивах неонацистской партии в Западной Германии. Да, я получил запись от старого нациста, который сбежал в Аргентину, где он вербует наемников, чтобы напасть на Израиль. Я не ожидал, что смогу продать фальшивку на том сборище, но они послушали кассеты и заплатили, сколько я запросил. Они извинились за то, что не смогли понять немецкий язык (хотя один из них сказал мне, что изучает его по переписке), но они сказали, что у них есть точный перевод заключительных речей Адольфа, которые они приобрели у другого предприимчивого бизнесмена. Да и к черту – идиш звучит, как немецкий, и шесть часов обращения Саймона Визенталя к немецким толпам на митинге памяти жертв Холокоста обошлись мне всего в двадцать баксов. Небольшая работка, знак Железного Креста, свастика или две, и я стал богаче на пару тысяч. Я сделал им скидку, конечно, потому что, в конце концов, они были истинно верующими. Но Флад никогда не поймет, на что приходится идти человеку, чтобы заработать на жизнь.

Она снова пожала плечами.