Эндрю Ваксс - Флад

Когда я очнулась, я увидела, что Сэди лежит рядом со мной. Мы были раздеты, у Сэди кровь текла между ног. Я осмотрела себя, но у меня крови не было. Все мое лицо было настолько распухшим, что я едва могла говорить. Я думаю, что прошел день, прежде чем мы обе действительно пришли в себя. На моем бедре была грязная повязка, на Сэди тоже. Я подумала, что это может быть, когда доктор сделал нам укол, но это была большая повязка. Я выползла в коридор. Отморозок спал в соседней комнате. Это было похоже на пещеру дьяволов – грязную и вонючую. Сэди и я нашли одежду, и спустились по лестнице. Полицейский нашёл нас и привел в гостиницу для беглых, потому что Сэди сказала ему, что мы сестры из Огайо. Она была умна – я не могла придумать ничего путного. Когда они сняли повязки, чтоб мы могли принять душ, мы увидели, что они с нами сделали, почему они позвали старика туда. У нас были татуировки на задницах. Просто имя этого отморозка, но татуированное. Когда я увидела ее на Сэди, я впервые за несколько лет заплакала. Она тоже заплакала. Медсестра сказала нам, что это постоянные татуировки – они никогда не сойдут. Потом мы остались с Сэди одни, мы поговорили и решили, что нам нужно сделать. Я не боялась. Меня больше не волновало то, что они сделали с нами.

Сэди и я просто ушли оттуда. Нас даже не пытались остановить. Сэди попрошайничала в деревне, и нам дали немного денег, затем мы купили четыре пятигаллонных канистр, пошли на бензоколонку и наполнили их. Мы просто сидели снаружи этого здания, где собиралась банда, а поздно ночью, мы поднялись к ним. Там все уже перепились и упоролись. Это было легко. Мы с Сэди знали, что с нами будет, но это не имело значения. Мы облили все бензином – всех этих спящих дьяволов. Затем мы зажгли спички и бросили их в бензин. Мы даже не выбежали из здания, просто ушли. Они сильно кричали – мне жаль, что меня там не было, и я этого не видела. В газетах написали, что одиннадцать человек погибли. Ни один человек не умер. Они не были людьми. Их могло быть одиннадцать сотен, нам было все равно.

Тогда мы с Сэди пошли в ночлежку. Мы заплатили за комнату из того, что осталось от выпрошенных денег, и направились наверх, держа одну из канистр с бензином, там немного оставалось. В этой комнате мы выполняли свои обещания, данные друг другу. Мы сняли с себя одежду, мы легли на живот, и мы налили бензин на задницы друг дружки. Мы хорошенько намочили простыни, мы как будто лежали в болоте. Мы сказали, что любим друг друга. Мы знали, что нельзя кричать, иначе ничего не выйдет. Я поцеловала ее. Мы плакали, но мы это сделали. Мы закусили мокрые простыни, взялись за руки, и бросили зажженные спички на себя. Мы решили, что будем считать до десяти, а потом затушим огонь о простыни. Сэди попыталась, но она затушила огонь на себе, прежде чем я досчитала до трех. Я держала ее за руку, как я и обещала, – она боролась со мной, но я продержалась. Мы упали на простыни, катаясь и туша огонь, выплюнули их изо рта и хорошенько проорались. Копы взяли нас, когда пришли в ночлежку. Они сказали, что мы слишком молоды, чтобы нас судили как взрослых. Мы знали это и раньше, но будь это не так, это ничего бы не изменило.

Врач скорой помощи был большим толстым черным парнем. Он выглядел таким суровым, но он заплакал, увидев меня и Сэди. После того, как мы вышли из больницы, мы отправились в какой-то суд, и они упекли нас, как всегда, в колонию. У меня был адвокат – какой-то молодой парнишка. Он спросил меня, почему мы убили этих дьяволов, и я сказала ему, тогда он сказал, что если бы я притворилась безумной, возможно, они отправили бы меня в госпиталь вместо колонии. Я попыталась на него напасть, и после этого они надели на меня наручники.

В колонии было хорошо. Никто больше нас не беспокоил, ни другие девушки, ни воспитатели. Никто. Все боятся огня – все уважают месть. И все они знали, что мы стоящие люди – я сказала судье, что все это было моей идеей, и я заставляла Сэди свалить все на меня, но она сказала им то же самое, что это только ее идея, поэтому мы обе отправились в тюрьму. Мы всегда говорили, что когда мы выйдем, мы никогда не вернемся – мы все для этого сделаем. Сэди была такой умной, такой очаровательной, даже после пожара. Я хотел быть гимнасткой. Сэди все время читала книги. Они выпустили нас, когда мне исполнился двадцать один год. Она была старше меня, но она осталась, чтобы мы вышли вместе.

У нас была квартира и работа. Сэди пошла в колледж. Я встретила того, кто начал учить меня боевым искусствам. Сэди вышла замуж, она собиралась преподавать в школе, после колледжа. Я жила с ней и ее мужем, экономя деньги, чтобы отправиться в Японию. Мой учитель сказал, что мне больше нечему учиться здесь – мне нужно было отправиться на Восток, чтобы закончить учебу.

У Сэди была дочь. Она присылала мне фотографии в Японию. Ребенка звали Цветок, потому что это была единственная часть моего японского имени, которое она могла перевести на английский язык – другая часть означает огонь. Она и ее муж так хорошо жили – только у него был рак, и они этого не знали. Когда он умер, я была с Сэди и Цветком. Она была сильной. У нее остался ребенок, и у нее была работа. Я помогла ей выплакаться и уехала.

Она нашла детский сад для Цветка, при церкви, которая активно выступала против любых нарушений прав – права геев, мирные марши, реформы социального обеспечения. Там был один мужчина, ветеран Вьетнама, который работал в центре. Они говорили, что он очень жестокий человек, но мягкий с детьми. Человек, пострадавший в войне, но добрый внутри. Этот человек даже сидел с детьми некоторых членов церкви, когда тем нужно было уйти куда-нибудь.

Однажды полиция начала искать этого человека. Он содомировал некоторых из детей, за которыми он присматривал – они взяли его, когда он попытался продать фотографии, которые он сделал. В тот день он не был в центре, он присматривал за ребенком Сэди. Должно быть, он знал, что полиция идет за ним. Позже они сказали, что он находился под сильным психологическим давлением. Конечно. Пока полиция искала его, он изнасиловал Цветок и задушил.

Сэди отправила мне телеграмму, но когда та пришла, Сэди уже была мертва – автомобильная катастрофа – ничего общего с Цветком. Человек, который изнасиловал и замучил Цветок дал окружному прокурору много хорошей информации о бизнесе детской порнографии. По крайней мере, это то, что мне сказали. Он был признан недееспособным или как-то так. Он так и не предстал перед судом. Он лег в больницу на год, а потом ему прописали терапию. Он не распространяется о том, что он содомирует детей, но он много говорит о своих воинских навыках и о том, как он хочет записаться в отряд наемников и сражаться в Африке.

Его зовут Мартин Говард Уилсон.