Руслан Богомолов - Сотворение Волжской России. Книга 2. Горячее лето 1224 года

– Пошли, – скомандовал Николай.

По дороге из сада он наказал Эмке, чтобы та позавтракала в гареме, а потом под любым предлогом привела в сад Нино.

Завтрак был очень простым: ещё теплые лепешки, которые Сергей назвал минилавашем, овечий сыр, зелень и что-то вроде холодного компота из сухофруктов. Наскоро проглотив всё, что принёс мальчишка, Николай приказал ему оставаться здесь и ждать их возвращения, а сам с Сергеем, стараясь не выдавать своего нетерпения, прошёл в сад на старое место.

Ждать пришлось долго, минут тридцать, но вот показалась Эмка, за ней и Нино с серебряным кувшином на плече.

Ещё во время ожидания Седенко-старший подыскал укромное местечко возле кустов ежевики. Там они и расселись. Место было удобное, их было возможно заметить только на расстоянии ближе пяти шагов, они же просматривали пространство в радиусе метров пятнадцати. Прежде чем начать разговоры, он определил себе, Сергею и Эмке сектора наблюдения. Потом начал:

– Эмма, скажи ей, если она хочет, может открыть лицо, мы смотрим, чтобы никто не заметил.

Нино опять опустила покрывало и, глядя Николаю в глаза, спросила:

– Кто ты?

Потом посмотрела на Эмку и спросила её:

– Кто этот господин?

Эмка стала рассказывать ей, что он младший командир русской армии – сержант, служит в форте, Сергей – его брат, и что здесь, в их группе Николай старший. Потом Нино начала свой рассказ о том, как её отец – богатырь Резо, бывший азнауром Кахетинского царя, погиб, защищая пограничное грузинское село от татар, все его защитники погибли, в том числе и три её брата. Оставшихся живыми сельчан увели в рабство, она чудом осталась жива. Мать перед тем, как погибнуть или быть уведённой в плен, спрятала её, тринадцатилетнюю девчонку, в канаве, в огороде. Накрыв свернувшуюся дочь большой медной лоханью, и забросав землей. Кто-то ткнул через несколько часов в лохань копье и, наверное, решил, что тут вросший в землю камень, каких было полно в этом горном селении. Примерно через сутки она с трудом выбралась из своего убежища. Деревни больше не существовало. Всё, что могло гореть, было сожжено. Часть погибших людей сгорела в своих домах.

Побродив несколько часов вокруг села, и не найдя ни одной живой души, Нино, обессиленная и голодная, побрела на Запад, по дороге к грузинскому царю. Однако, сразу за селом, пытаясь перебраться через обгоревший мост, она рухнула вниз вместе с его остатками и долго спускалась по речке, на половину погруженная в воду, держась за обрывок мостовой клети.

Её подобрал какой-то рыбак, когда клеть прибило к берегу в редкой на этой реке маленькой тихой заводи. Он выходил её и, как только Нино встала на израненные ноги, продал заезжему купцу вместе с рыбой. Ну, а уж тот продал её здесь, в Дербенте, эмирскому управляющему. И вот она теперь раба и уже три года служит в гареме женам Ахмеда.

– А муж у тебя есть? – спросил Сергей.

Познавая здешние обычаи, ребята уже уяснили себе, что, если здешняя девчонка до 14 лет ещё не отдана, или, вернее, не продана мужу, то уже считается чуть ли не старой девой.

Нино медленно размотала весь платок, всё так же глядя на Николая, который то же почти не сводил с неё глаз, изредка отвлекаясь на обзор сектора своей ответственности.

Приподняв волосы на левой стороне, она обнажила борозды шрамов, идущие от рваного уха к щеке, к бровям, ко лбу.

– Ещё есть шрамы на руке и здесь, – Нино показала с боку, под поясницей и голень ноги, спрятанной под серой рубашкой до пят, – всё это были следы её падения в пропасть с того моста.

– Вот, я никому не нужна такая, – только для грязных работ, – заключила она, одевая платок на свои черные вьющиеся волосы, и снова поглядела на Николая своим не по возрасту мудрым и печальным взглядом.

Он подошёл, присел рядом, обнял её за плечи и спросил:

– Как с тобой здесь обращаются?

– Хорошо, бьют не часто.

– А за что бьют? – спросила Эмка.

– Вчера лепешку уронила, а если увидят, что ты меня обнимаешь, могут совсем убить, – повернулась она и улыбнулась Николаю.

Тот одёрнул руку, проворчав:

– Ничего себе.

– Нет, обнимай, мне хорошо, пусть потом убивают, – опять с отчаянием и решительностью глянула она на него.

– Нет уж, дорогая Нино, тебя не убьют, мы вытащим тебя отсюда.

– Атас, – шепнул Сергей, он увидел в разрезе кустов евнуха. Тот явно искал их.

– Так, Нино, поливаешь водой Эмме, а ты, давай, подставляй ей руки, моешь вроде бы, – скомандовал Николай, – встал и окликнул евнуха с пластырем на посиневшем ухе, синяком под глазом и распухшим красным носом.

Он подошёл и, льстиво улыбаясь и кланяясь, попросил уважаемых гостей пройти во дворец, потому, что сейчас в саду время для женщин гарема и посторонним мужчинам в саду быть нельзя.

Эмка перевела всё это, вытирая лицо и руки платком, и, улыбнувшись, сказала:

– Спасибо, Нино, ты свободна пока, я позову, если будет нужно.

– Да, госпожа, – девушка поклонилась и ушла.

– Здорово ты его отделала, – усмехнулся Седенко-старший.

– Я отделала, я и лечу, – парировала Эмка. Потом требовательно обратилась к евнуху:

– Я же сказала тебе – лежать. Почему встал? Жить надоело? У тебя же сотрясение.

– О, госпожа, сейчас только предупрежу Вас и опять пойду, прилягу. Старший евнух разрешил.

Братья пошли в свою комнату, а Эмка с евнухом – проследить, чтобы выполнил указание лекаря.

Минут через пятнадцать она вошла, постучавшись, и, давясь от смеха, сообщила, как пошла устроить разгон старшему евнуху за то, что поднял больного, а тот в новых штанах. Вот это его пробрало, что пришлось штаны менять. Ребята посмеялись с ней, потом разговор перешёл на Нино, они решили её выкупить. Раб в среднем стоил на рынке, если перевести на рубли, семь-восемь этих самых рублей. Каждый из них в понедельник или во вторник должен был получить до десяти рублей – денежное довольствие за полмесяца. Оно начало начисляться с 15 мая с отмены чрезвычайного положения, кроме того, покопавшись в карманах, они наскребли мелочь в сумме около двух рублей – всё, что осталось от тех, полученных каждым гражданином за месяц службы при чрезвычайном положении.

– Ладно, – резюмировал обсуждение вопроса Николай, – даже, если он поднимет цену вдвое, Серега мне займет. Да, братишка?

– Что значит займет? Да выложу хоть всё ради такого дела, – возразил Сергей.

– Нет, займешь, потому, что это моё дело.

– Тьфу ты! Братан, ты не свихнулся на американских боевиках? «Мое, мое». Если честно, что-то мне тут не нравится.

– Не ссорьтесь, ребята, – вступила в разговор Эмка. – А скажи-ка, товарищ старший сержант, почему ты решил, что это именно твое дело?

– Потому что… Мое и всё, – Николай вскочил, посмотрел на сидящих рядышком на Сережкиной тахте товарищей и резко приказал: