Руслан Богомолов - Сотворение Волжской России. Книга 2. Горячее лето 1224 года

Мальчишка радостно бросился из комнаты. Через минуту к ним зашёл начальник охраны. Николай встал, отдал честь и начал:

– Вот что, Сардар, как было договорено с эмиром Ахмедом, мы не можем покидать дворца до его возвращения, так?

– Да, – ответил Сардар.

– А во дворце мы свободны, так?

– Да, – опять кивнул Сардар.

– Тогда почему твои слуги посмели задержать её в гареме? – Николай кивнул на Эмку.

– Она женщина.

– Она солдат. Как женщина она будет отдыхать на женской половине и заходить туда по своим женским делам, но в остальное время она солдат, как я, как ты. Кроме того, я её командир, а мой командир приказал нам держаться вместе, а он, как ты знаешь, обо всём договорился с эмиром. Так что, если ты не согласен со мной, то я готов вызвать эмира Ахмеда и переспросить его, пока он ещё не улетел.

Сардар молчал, что-то обдумывая.

– Ну что, будем беспокоить эмира? – спросил Николай, беря в руки портативную рацию

– Ёк – помотал головой Сардар и добавил, – будь по-вашему.

Эмка перевела.

Сардар откланялся. Николай, Сергей и Эмка откозыряли ему, и он пошёл в гарем.

Перед дверью, на пороге которой уже сидел ещё скорчившийся евнух, Сардар крикнул всем женщинам, чтобы закрыли лица, затем вошёл и увидел почти ту же картину, что и уходившая Эмка, только лица женщин, как, вероятно, и их рты, были закрыты, а евнух, попавший в столбняк, только опустился на пол. Пока его отливали водой, а двоих других, охающих и стонущих, уложили на тахты, одна из жён Ахмеда рассказала начальнику охраны всё, что произошло.

«Если такое смогла их женщина, то что могут их мужчины-богатыри».

Через полчаса Седенки и Мамедова, выйдя прогуляться по дворцу, глядя в окна, обратили внимание на то, что на крышах окружающих домов появились лучники.

– Странно, что это они «снайперов» на крышах рассадили, ловят кого? – как бы сам себя спросил Сергей.

Короткое молчание, и тут Николай расхохотался:

– Ну, Эмка, ну, Мамедиха, задала ты им страху. Ставлю сто против одного, что за забором выставлена усиленная охрана. Братцы, это ж они нас перепугались.

– Эмма Гусейновна, Вы просто Зена – королева воинов, я обнажаю перед Вами голову, – Сергей снял свою «афганку» и, склонившись, стал размахивать ею как французский дворянин эпохи Людовика XIV.

– Ну, братан, это несерьезно, перед королевой надо становиться на колени.

– Ах, Ваше величество, простите мое невежество, – Сергей, продолжая хитро улыбаться, встал на правое колено и вновь склонил голову. – Ну, а вы, товарищ старший сержант, – спросила Николая вошедшая в роль Эмка.

– О нет, нет Ваше величество, я жалкий плебей и в эти дворянские игры не играю, – съязвил Седенко-старший и, скрестив руки и ноги, прислонился к ковру на стене.

– Ну, что ж, – хмыкнула Эмка и, повернувшись к Сергею, спросила, – Чем же мне Вас наградить за вашу учтивость и преданность Сергей Седенко? Перстней у меня нет, подвесок то же.

– Позвольте поцеловать Вашу королевскую ручку, – на лице Сергея ещё застыла улыбка, но голос уже был серьёзен.

Эмке ещё никто и никогда не целовал руки, она немного опешила от такой просьбы, потом, пытаясь держать роль, улыбнулась, сказала: «Хорошо», – и робко протянула правую руку Сергею. Тот взял её в свою и прижался мягкими губами к тыльной стороне. Потом встал, не выпуская её руки, надел свою «афганку» и, поглаживая её руку своей, сказал:

– Ты, в общем… Эмка, если кто тебя… в общем, дело будет иметь со мной.

Эмка испугалась разливающейся в ней нежности к этому парню, забрала у него свою руку и неуверенно как-то проговорила:

– Мальчики, пошли в сад что ли, посмотрим.

– А и вправду, на воздух, на свежий воздух, – встрепенулся Николай, и друзья двинулись к выходу.

Сад был небольшой, соток двадцать, но тенистый, с ухоженными лужайками. Раб-садовник обычно начинал свою работу в нём после полудня, ближе к вечеру, а перед заходом солнца поливал и траву, и деревья.

С гор спускался слабый прохладный ветерок, солнце едва поднималось над морем за городом, но уже слепило глаза в полную силу. Николай услышал гул самолета и увидел, как тот набирает высоту над морем и входит в солнечный диск.

– Ахмед к нам полетел.

Он оглянулся. Эмка с братом стояли, привалившись спинами к деревьям, стоящим метрах в двух друг от друга, и разговаривали.

– Так, ну пошло дело.

Он походил ещё вокруг «голубков», его просто не замечали. «Ну и…» – подумал Николай, и, так и не решив, к богу, к черту или ещё куда их послать, вздохнул и пошёл в «нумера», подремать на тахте. Уже выходя из сада, он чуть не столкнулся с высокой рабыней. Собственно, высокой она была по сравнению со здешним народом, а так, самый распространенный женский рост для Волжской России.

– Гюльчетай, открой личико, – пошутил он над ней, поскольку голова её была закутана в платок, и край его, прикрывавший всё лицо, кроме узкой прорези для глаз, она придерживала рукой.

В общем-то, пошутил он так, походя, но рабыня остановилась. Пришлось остановиться и Николаю, и выслушать её журчащую речь, которую она произнесла низко поклонившись. Из всего ею сказанного он, как и весь гарнизон форта, осваивающий местный тюркский диалект, понял только «былымыр» – не понимаю.

– Не понимаешь, значит, бедолага? Ну пойдем, там у нас толмачка есть, которая тебя враз поймет.

Было что-то в её журчащем голосе привлекательное, и потом Николай со злорадством подумал, как он сейчас испортит идиллическую беседу «голубков». В общем, и так, и так ему расхотелось идти на тахту.

Рабыня опять что-то прожурчала, поклонилась и пошла было за Николаем, но наткнулась на его спину. Того вдруг обожгло. Он повернулся, ему показалось, что это голос Любы. Он не мог забыть ту самую Любу Кошкину, которая несколько дней жила на барже. Он всё понимал: замужем, любят они друг друга, счастливы, но забыть не мог. И вот, её голос.

– Как тебя зовут? Ады ня? Меня Коля, – прижал он руку к своей груди, – а тебя? – показал он на неё.

– Нино.

– Нина, значит, – обрадовался чему-то Николай и махнул рукой, – ну, пошли.

Рабыня пришла пригласить Эмку на завтрак в гарем.

– Эмм, попроси её открыть лицо, – обратился к Мамедовой Седенко-старший.

Эмка улыбнулась и перевела его просьбу. Нино оглянулась по сторонам, отступила в нишу под ветви тутовника и убрала с лица край платка, глядя прямо в глаза Николаю с каким-то не то отчаянием, не то решительностью.

– Ох, – выдохнули удивленно оба Седенки.

– Люба! – воскликнул Сергей.

– Не может быть, – хрипло прошептал Николай.

Нино снова закрыла лицо и в щелочку для глаз продолжала наблюдать за реакцией братьев.

Прибежал мальчишка – раб и то же стал звать их трапезничать. Времени и возможности поговорить с Нино сейчас не было.