Сергей Распопов - Ещё не вечер. Рассказы. Новеллы. Повести

Это была она, Галя Акимова. Улыбнулась ему весело как хорошему и давнему знакомому.

– Собака ваша меня не загрызет? – кокетливо спросила она и нащупала пальцами задвижку на калитке.

– Да, ты что, Галочка! – Артем Петрович натянуто рассмеялся, забегал вокруг почтальонши. – Кобель мой это так, больше для острастки, чем для сгрыза.

– Ко мне, Нерон, – похлопал Михеев себя по бедру. – К ноге! Лежать! Я тебе полаю. Вот, будешь лаять на кого ни попадя, оставлю без обеда.

Большой черный с белым воротником овчар приблизился к хозяину, завилял хвостом.

– Вот так-то лучше, – сказал строго дед кобелю. – Узнал Галю? Своя она. Понял? Не в первый раз, небось, ее видишь. А теперь в конуру, живо! И чтобы, пока она не уйдет, я бреха твоего не слышал.

Кобель молча повиновался. Но лучше бы хозяин не давал такой команды старому умному псу. От этого выиграли бы оба: и дед, и собака.

Михеев перестал суетиться, снова пригладил ладонью волосы, взял Галю под руку и вместе с нею прошел в дом.

На крыльце он обернулся, поднялся на цыпочки, прострелил взглядом улицу. Много ли народу видело, что почтальонша зашла к нему? Деду показалось, этот ее визит к нему не засек никто. Все равно от сильного дождя ни хрена не видно. А с другой стороны, он эту Галю запрячет так, что ее не то что с собакой, днем с огнем не сыщешь!

– Прошу, Галочка, прошу! – любезно поддерживая за локоть девушку, приговаривал он в темных сенях. – Погода-то сегодня какая! Как по божьему заказу, для отпущения грехов.

Галя быстро прошла в комнату, села за стол, торопливо опустила сумку на старую табуретку, вытащила из нее ведомость, в которой пенсионер Михеев должен был поставить подпись о получении денег. Она спешила. Ей предстояло обойти еще 15 домов.

«Не заметила, слава тебе Господи, гвоздодер обтянутый чулком на табуретке», – внутренне ликуя, подумал дед.

У Михеева задрожали руки. Он быстро сделал в ведомости загогулину напротив своей фамилии.

«Лишь бы поскорее со всем этим барахлом покончить», – сверлила мозг ядовитая мысль.

Галя за это время достала две толстые пачки денег. В одной пачке перетянутые узорчатой банковской лентой – пятидесятирублевые купюры. В другой – десятирублевые.

Когда она склонила голову над ведомостью, он глубоко вздохнул и, задержав в себе дыхание, потянулся рукой к гвоздодеру. Резко, сильно, будто вколачивая гвоздь в дерево, без оттяжки ударил Галю по затылку. Удар пришелся точно в основание черепа.

Почтальонша охнула и уткнулась лицом в ведомость. В уголке рта у нее появилась кровь.

Артем Петрович надел на Галину голову полиэтиленовый пакет, чтобы кровавым краснотьем не запятнать пол. Затем еще трижды ударил по голове гвоздодером. Бил он по – прежнему резко, без оттяжки. Потом накинул на голову почтальонши еще пакет и крепко стянул его на шее приготовленной бельевой веревкой.

Через пять минут все было окончено.

Он завалил безжизненное тело на пол и в тот же миг вздрогнул от сиплого простуженного голоса, раздавшегося за дверью.

– Петрович! Ты чего это! Спишь, что ли? Отворяй, господин-товарищ, ворота. В магазин бежать пора.

Это кореш появился. Федотов. Он обязательно должен был появиться, ведь сегодня день пенсии.

Артем Петрович застыл. Затаил дыхание. После чего тихо, пытаясь не издать ни скрипа, ни лишнего стука, потянулся к коробке радиодинамика, увеличив в нем громкость. Снова замер.

Федотов еще несколько раз ударил в дверь ногой, не веря, что Михеев решился в одиночку, без него отметить «святой день». Но, видать, это было так. Дед Михеев отсутствовал. Лишь из форточки неслась громкая музыка. Почти полностью оглохший Артем Петрович любил классическую музыку. Иногда включал трансляцию какого-нибудь концерта на полную мощность.

Чертыхаясь, Федотов присел на крыльцо, выкурил пару сигарет и ушел, проклиная про себя столь неожиданно проснувшуюся жадность товарища по «горькой». «Должно быть, он всегда был таким!» – думал, шагая в сторону сельмага, разочарованный Федотов.

Спустя час после его ухода, дед Михеев, приняв стакан для храбрости, вышел во двор. В руках он держал швабру.

– Ну, бестия, сейчас я тебе покажу. Выходи, шут окаянный, – рассерженный хозяин пнул ногой в собачью будку.

Пес зарычал и оскалил клыки. Такое отношение не понравится любой живой твари, уж тем более злобному крупному овчару.

– Я вот тебе порычу, – сквозь зубы процедил охмелевший хозяин и ткнул шваброй в темноту конуры.

Пес виновато поджав хвост наконец вышел из своего убежища.

– Что ж ты, бездельник, на кого не надо тявкаешь, на ту же Галю. От нее для нас обоих польза какая вышла. Теперь тебя куриными лапками кормить буду каждый день. А вот пьянь всякую, типа Сашки Федотова, ты во двор пускаешь и даже не рявкнешь ни разу, а на меня рычишь. Что с того, что он наш старый знакомый. Рвань подзаборная, должен мне уже целых сорок колов. Год отдает, а все побирается. На халяву выпить приходит. И чем только он тебя подкупил? Тупая твоя собачья башка. Ты чуть нас обоих не погубил. Я не только для себя, но и для тебя жилы рву. Если уж я погорю, то и твоя судьба не слаще редьки. Закончишь свою жизнь на мыловаренном заводе.

Черный пес умными глазами уставился на деда, завилял хвостом, как бы говоря: «Не жури меня, хозяин, понапрасну. Я все понял, я исправлюсь».

Вечером, в девятом часу за ним пришли. По – существу, для Михеева ИХ визит не являлся полной неожиданностью. Он ИХ ждал. Когда-то ОНИ должны были прийти. ИХ было девять человек и вышагивали они строго по рангу. Но только трое поднялись на крыльцо и постучались в его дверь.

Один из оперативников, судя по погонам, был лейтенант. Он был с собакой. Служебной ищейкой. Михеев его до этого ни разу не видел.

«Что ж, поглядим, чья возьмет? – подумал Артем Петрович про себя. – Я вам нос-то утру. Долго искать будете и ни шиша не найдете!»

Шестеро остались стоять у милицейского «УАЗика» и черной «Волги». Двое в форме в фуражке с красной окантовкой и с автоматами за плечами чересчур дружелюбно разговаривали, время от времени поглядывая на окна его дома. Собственно говоря, из всех их он знал только одного. Участковый Куракин был как всегда при параде. Перепоясан портупеей. Строгий, подтянутый. Без тени улыбки на лице. Даже против собственной воли Михеев почувствовал к нему уважение.

– Маленькая должность досталась большому человеку, – сказал он. – Не открыть им нельзя. Вышибут дверь и все – равно войдут.

Набросив на плечи старый плащ, он вышел в сени, сбросил с прочной стальной петли крючок.

– Входите, гости дорогие, – сказал он, показав желтые гнилые зубы. – Давно, давно ждал. Может, чайку поставить или самогоном угостить? – Он решил прикинуться добреньким старичком. Играть так уж до конца.