Лен Дейтон - Только когда я смеюсь

Спенсер рассмеялся, чего я ему как-нибудь обязательно припомню. Он просто аристократический мужлан. Задумавшись о незаслуженной грубости Спенсера, я немного задержался с ответом. И воспользовавшись тем, что я немного наклонялся вперед, чтобы казаться ниже своего роста, Боб (с намеком на то, что я плохо слышу) сказал, чуть повысив голос:

– Я сказал Лонгботтом, что вы теряете хватку. – И затем, даже не удосужившись снизить тон, добавил: – Старый болван глух, как тетерев.

– Я не глухой, – возмутился я.

– Читает по губам, – беззвучно проговорил Боб Спенсеру.

– Я не читаю по губам, – рассердился я, прежде чем до меня дошло, что я только подыграл им.

Боб и Спенсер дружно расхохотались. Рита висела на руке Спенсера и пялилась на меня, как ласка. Она не смеялась.

– Эту оставьте здесь, – сказал Боб, тыкнул кончиком карандаша в Риту.

Спенсер шепнул ей что-то, и девушка без единого слова отправилась в зал.

– А где же документы? – обратился ко мне Боб. – Где телексы из Нью-Йорка, протокол сегодняшнего дневного совещания?

– Она еще не закончила печатать, – сказал я. – Через несколько минут все будет готово.

– Вот так, надо купить билет и идти пешком, – с отвращением проговорил Боб. – Ладно, я сам все возьму.

Волоча за собой Спенсера, он влетел в лифт, как только дверь со скрипом открылась. Я едва успел войти вслед за ними.

– Из вас чуть не сделали полуботтома, Лонгботтом, – сказал Боб.

Спенсер снова засмеялся. На пятом этаже, Боб вышел из лифта и прошествовал по коридору, будто здание и впрямь принадлежало ему, как он и говорил Спенсеру. Он наугад распахивал двери кабинетов и кричал:

– Вы сегодня видели Чарли Робинсона?

Работники смотрели на него непонимающе, на что Боб отвечал:

– Ладно, не надо, – и с грохотом захлопывал дверь.

Потом он отдал мне приказ:

– Уволить к черту этого работника, Лонгботтом. Он совершенно бесполезен.

После молниеносного налета на один из офисов Боб вернулся, размахивая листом с телексом, гласящим: «Можно начинать. Бумаги готовы к рассылке». Он дал листок Спенсеру, который прочитал депешу и сунул было ее в карман, но Боб остановил его:

– Отдайте, Спенсер, дружище. Это подлежит уничтожению. Да еще с обратным кодом! Вы меня до виселицы доведете.

Этого было достаточно, чтобы Спенсер уверился в том, что он собственными глазами видел запретный код, прежде чем вернул бумагу Бобу. Это был код компании с мировым именем, занимающейся выпуском правительственных ценных бумаг, денежных знаков и почтовых марок. Телекс был, конечно же, фальшивый, с поддельным обратным адресом. Боб прикрепил листок с телексом к своему блокноту.

Трудно сказать, что произвело на Спенсера большее впечатление – телекс или властное шествие Боба по служебным помещениям. И чем больше почтения выказывал Спенсер, тем больше расходился Боб. Одна из распахнутых им дверей вела в машбюро. Я заметил, что Боб удивился, но быстро овладел собой и крикнул:

– Всем поменять ленты! – На него уставились несколько десятков удивленных глаз. – Здесь будет полная реорганизация, – заявил он. – И начнем мы с борьбы за чистоту машинописи.

В конце коридора пожилая женщина расставляла чашки на подносе…

– Вы Глэдис, не так ли? – спросил Боб.

– Меня зовут Элис, – ответила женщина.

– Правильно, – не смутился Боб. – Глэдис работала на этом месте до вас.

Женщина заволновалась. Боб бросил сахар в три чашки и подал чай мне и Спенсеру.

– И еще печенье, – предупредил Боб. – Тогда я не буду больше пить чай сегодня. – Он отхлебнул из своей чашки. – На этой неделе чай уже лучше, чем на прошлой, – одобрил он и поощрительно похлопал женщину по плечу.

– Да, сэр, – ответила бедняжка, которая, ни разу в жизни не видевшая Боба до этой минуты, начала с тревогой подозревать, что страдает потерей памяти. В конце коридора открылась дверь и оттуда вышла машинистка.

– Мне нужно поговорить с мисс Шмидт, – пробормотал Боб.

Он поспешил по коридору и заговорил с девушкой. Бог знает, что он там плел, но, вернувшись, он объявил нам, что через пять минут должен присутствовать на совещании. Мы вдвоем подпихнули Спенсера к лифту, и я вошел туда вместе с ним. Когда мы входили, оттуда вышел важного вида человек. И прежде чем дверь успела закрыться, Боб сказал:

– К четырем в приемной директора. Им нужны визы в Аргентину и валюта…

Лифт уехал, а Боб остался выкручиваться из этого разговорного гамбита, что он сделал, представившись, как я полагаю, агентом бюро путешествий, который что-то принес для учреждения.

На Спенсера все это произвело неизгладимое впечатление, но когда я усаживал его в машину, он вдруг поинтересовался:

– Вы когда-нибудь встречались с этим парнем, Хамидом?

Рита, усевшаяся рядом со Спенсером, внимательно следила за моей реакцией.

– Да, – ответил я. – Встречался.

– Он чем-то похож на вас, – пояснил Спенсер.

– Никогда не замечал ни малейшего сходства, – отрицал я. – Вы хотите сказать, что я похож на араба?

– Немного, – улыбнулся Спенсер.

– До свидания, мистер Спенсер, – попрощался я.

– До свидания, Лонгботтом, – ответил тот, потрепал меня по голове, взял за мочку уха и повернул мою голову так, чтобы заглянуть мне в лицо. – Чуть-чуть похож на араба. – Он засмеялся, а Рита оставалась невозмутимой.

Я отпрянул от него, потирая мочку уха, а его белая спортивная машина с ревом растворилась в клубах дыма. От слез ярости у меня все поплыло перед глазами. Казалось, будто все вокруг сговорились унижать меня. Боб задевал меня каждую минуту, и этот Спенсер не преминул тут же последовать его примеру. Лиз спряталась от меня за спасительными головными болями и посещениями парикмахерской именно тогда, когда была мне больше всего нужна. Я пошел на север, не отдавая себе отчета, куда именно направляюсь, бродил среди прохожих и возле Пикадилли едва не попал под такси. Я услышал собственные рыдания, но остановиться уже не мог. И тогда понял, как повлияли на меня события последних нескольких недель. Если бы Боб потерпел неудачу, было бы не так обидно, но у него дела шли великолепно. У всех все было в порядке. И всех их я люто ненавидел.

Я мог бы устроить, чтобы Боб провалился. Его унижение стало бы для меня бальзамом. О боже! Что это со мной? Неужели всерьез захотел предать своего товарища? Отец убил бы меня за такие мысли. Так я бродил долго, думая обо всем сразу и не приходя ни к какому решению.

Я изрядно устал, присел и вдруг начал просить отца, чтобы он взял меня на руки. Тот ответил, что нам обоим лучше немного отдохнуть. И еще он сказал, что, если мы присядем на старое дерево на пять минут, я наберусь достаточно сил, чтобы идти домой пешком. Идти было меньше трех миль. Мы вдвоем уселись под огромной березой, чьи серебряные пятна напоминали мне седину отцовских волос. Мы сидели тихо, очень спокойно. Вскоре послышался гомон птиц. Наверное, они готовились спать, потому что темнело, хотя время было раннее.