Лен Дейтон - Только когда я смеюсь

Нам было от чего избавляться. Ну куда деть «Британскую энциклопедию»? Не хотелось продавать ее по дешевке. Наконец Лиз сказала, что ее мать может присмотреть за некоторыми вещами. Я одолжил фургон у одного знакомого парня из Ислингтона и с его помощью погрузил все наши пожитки, чтобы отправить их к матери Лиз в Дорсет.

День для поездки выдался отличный. Как на картинке в календаре. Только там не было маленького, крытого соломой коттеджа. Мать Лиз вела хозяйство настолько по-английски, что оно напоминало съемочную площадку в Парамаунт: мальвы и спаниель, фасоль так красиво цветет. Мне даже захотелось попросить садовника сорвать нам парочку. Садовник!

Лиз постучала в дверь, пока я шел по садовой дорожке между двумя рядами каменных человечков, которые призывали:

– Гномы мира, воссоединяйтесь!

Дверь открыла мать.

– Вам нечего терять, кроме своих пьедесталов, – не очень удачно пошутил я.

Она только мельком взглянула на меня.

– Элизабет, дорогая, как приятно.

Это была седая пожилая леди около шестидесяти пяти в грубом твидовом костюме, шерстяных чулках и башмаках. Черно-белый пес затеял какую-то игру с моими шнурками. Они были кроликами, а он пытался спугнуть их.

– Милый песик, – сказал я, хватая его за шкирку.

– Не дразните собаку, – приказала миссис Мейсон. – Она может укусить.

– Это Боб, мама, – представила меня Лиз.

– Все это внесите через заднюю калитку, – велела мама, внимательно рассматривая мою одежду.

– Идет, миссис, – согласился я.

– Это Боб, мам, – повторила Элизабет. – Он работает с Сайласом. И со мной.

– Этот грузовик нельзя оставлять на дороге, – твердила свое мама. – Викарий не сможет выехать.

– Но я только разгружусь, – пояснил я.

– Аллея слишком узкая, – ответила миссис Мейсон, твердо намереваясь не уступать.

Я начал вынимать связки книг и вещи Лиз, сваливая их в кучу в гараже. Это было мрачное место, затянутое паутиной и покрытое пылью, где под грязным брезентом покоился утконосый «Моррис».

– Это машина полковника, – пояснила миссис Мейсон. – С введением ограничений на горючее он перестал на ней ездить.

– И когда это было? – поинтересовался я.

– В начале войны, – ответила Лиз.

– У полковника была служебная машина, поэтому он обходился без этой.

Миссис Мейсон величаво удалилась в дом. Я дыхнул на медный радиатор и рукавом протер маленькое окошко. Появилось мое отражение с огромным желтым носом.

– Пойдем попьем чаю, – предложила Лиз.

– Потрясное местечко! – восхитился я. – Никогда не видел более красивого домика.

– Тебе действительно нравится? – Вопрос Лиз прозвучал так, будто ее действительно волнует ответ.

– Конечно, – заверил я.

– Это очень хорошо. Я прожила здесь большую часть своей жизни. И мне трудно надолго отлучаться отсюда.

– Пошли, – позвала миссис Мейсон. – Вера уже накрыла стол к чаю.

– Кто такая Вера, твоя сестра?

Лиз фыркнула. Когда мы вошли в дом, на столе уже стояли пирожные и бутерброды.

– Хотите помыться? – спросила миссис Мейсон.

– Нет, все в порядке, – ответил я. – Я все сделал, когда мы останавливались в деревне.

– Не задирайся, – шепнула Лиз. Она знала, когда я начинал ехидничать.

– Хорошо, – согласился я и пошел умываться.

Весь дом был разделен неимоверным количеством занавесок и комнатных растений на темные крошечные клетушки. Повсюду висели старые фотографии, а в ванной валялись номера журнала «Сельская жизнь».

– А нельзя ли попить чай в саду, мамуля? – спросила Лиз.

– Полковник не имел обыкновения пить чай в саду. Все так меняется. Чай прекрасный. – Вошла горничная одетая в черно-белую форму со старомодным накрахмаленным кокошником. – Еще кипятку, – попросила миссис Мейсон. – И нарежьте медовый пряник. – Миссис Мейсон держала серебряный чайничек и раздавала угощения и советы.

– Я съем весь ваш медовый пряник и печенье, – извиняясь, сказал я.

– Не имеет значения, – ответила миссис Мейсон. – Полковник мог съесть весь мой пряник за один прием.

– Судя по рассказам, полковник – выдающаяся личность, кем бы он ни был.

– Он был моим отцом, – пояснила Лиз. – Мы всегда называем его полковником. Он погиб во время войны.

– Сочувствую, – сказал я.

– Он воевал вместе с Сайласом, – объяснила Лиз.

– Мой муж командовал танковой частью, – продолжила миссис Мейсон. – Они попали под сильный артобстрел. Полковник выбрался из танка, и его убили, когда он пытался помочь раненному солдату. Он получил Крест Виктории.

– А Сайлас был с ним? – спросил я.

– Да, – кивнула Лиз. – Сайлас был капитаном в подразделении отца. Он находился меньше чем в полумиле от отца в тот день. Тогда танковая часть понесла серьезные потери. Никто так и не узнает, что именно произошло, из части отца никого не осталось в живых, кроме Сайласа. Именно он представил рапорт, по которому отца посмертно представили к Кресту Виктории.

– Об этом я ничего не знал. То есть о том, что Сайлас воевал с твоим отцом.

– Именно так я и познакомилась с ним, – пояснила Лиз. – Он навещает мою мать, когда приезжает в Лондон.

– Милый мальчик, – вступила миссис Мейсон. – Помню его в тридцать девятом году. Он был молодым и очень застенчивым. Полковник часто приглашал сюда молодых офицеров на обед, чтобы поболтать с ними в домашней обстановке, не в казарме. Он говорил, что это поддерживает боевой дух.

– Меня еще на свете не было, когда Сайлас впервые пришел в этот дом, – сказала Лиз.

– Он был милым мальчиком, – повторила миссис Мейсон.

– Так ты знала своего отца? – спросил я.

– Нет. Я была совсем ребенком, когда он погиб, и никогда его не видела.

– Он был замечательным человеком, – продолжала миссис Мейсон. – Таких людей сейчас нет, – добавила она, глядя на меня.

– Мир меняется, – рассуждал я. – Люди – отражение своего времени. Каждое поколение вынуждено приспосабливаться к миру, в который оно приходит.

– Ну, примите мир таким, каким я его вижу, – сказала миссис Мейсон и скрипуче рассмеялась. – Битники бьют полицейских. Вот вам наше молодое поколение. Не знаю, когда все это закончится.

– Но это лучше, чем начинать войну, которая унесет миллионы, – возразил я. – А ваше поколение воевало.

– Битники, – снова повторила миссис Мейсон, будто слово зачаровало ее.

– Лучше уж битники, чем «Гитлерюнгенд», – сказала Лиз.

– Вы все одинаковы, – возразила миссис Мейсон. – Никакого уважения к религии и семье. Хорошо, что твой отец не видит всего этого.

– Ну видит чего? – переспросил я.

– Элизабет, – уточнила миссис Мейсон. – Молодого капитана Лоутера, который колесит по всему свету вместо того, чтобы обустроится и найти себе надежную работу где-нибудь в одном месте. У него была хорошая работа в городе. Почему бы ему не вернуться сюда?