Никита Воронов - Огненный лис

— Как проиграл? Кого?

— Ну, в карты, в «деберц». Понимаете? Мы от скуки по сотенной, вот я и проигрался, а Лысый… Это он, гад! Говорит — давай…

— Ах ты, падла! Геморрой вонючий, — теперь в голосе Виктора зазвучала радость полного понимания, и его сразу же понесло:

— На мента кинулся?

— На кого? — Поперхнулся очкарик.

— Ты дурочку-то не валяй! Нападение на сотрудника органов, при исполнении…

— Я не знал, честно! Клянусь! — Рогову показалось, что спекулянт сейчас потеряет сознание. — Я не знал, что вы опер…

Увидев, что Виктор поднял с полу револьвер, он засуетился:

— Это не настоящий! Зажигалка, понимаете?

В этот момент дверь подьезда со скрипом приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась чья-то незнакомая Рогову морда.

— Ну, чего там у тебя? Все пучком? — Спросила морда неизвестно кого.

— Стоять! — Перепуганный Рогов направил на дверь сразу оба ствола своего пистолета и «трофейного» револьвера.

Морда исчезла, однако в углу зашевелился фарцовщик.

— Стоя-ять! — Заорал ещё громче Виктор и, не зная, что делать дальше, начал угрожающе щелкать курками над его головой.

Тот, окончательно ошалев от ужаса, понял команду буквально, вскочил и ввытянулся по стойке смирно.

— Лицом к стене, руки на затылок, ноги на ширину плеч… — Рогов не был уверен, что говорит все, как положено, однако времени вспоминать фильмы про милицию уже не осталось. — Н-на! Н-на, мудило!

Влепив под зад «арестованному» пару безобидных пинков, он бросился к выходу из парадной.

— Витя, давай! — Рядом, буквально в двух шагах поддавал газку своей «Яве» преданный Ройтман. — Побыстрее, пожалуйста, а то нам сейчас…

Со стороны «Альбатроса» к братьям-разбойникам уже приближалось человек десять мужчин серьезного вида. Во главе, почему-то, с сержантом милиции видимо, спекулянты вытащили его по такому случаю из местного пикета.

— Поехали, Паша… Гони, блин!

Ройтман вылетел на оперативный простор, и не делая различия между проезжей частью и тротуаром понесся вдоль по Двинской улице. Лихо перемахнув через Обводный канал, он воткнул мотоцикл между двумя встречными трамваями и на красный свет оказался за перекрестком.

— Ты чего? — Завопил Виктор. — Сбавь скорость, убемся ведь!

— Не убьемся! — Ответил Павел, но дальше они поехали все же чуть помедленнее. А когда впереди показалась арка родного двора-колодца, он вообще остановился:

— На фиг… Хватит! Какие тут, блин, грабежи, а? Да я пока тебя сегодня ждал — чуть не обосрался.

— Обошлось же…

— Хватит. Не могу я! Понял? Все. Лучше уж Карлины билетики лохам продавать.

… А сейчас Паша Ройтман стоял в дверях — заматеревший, конечно, но все такой же застенчивый и безобидный с виду. Только темные мешки под глазами: то ли от бессонницы, то ли по причине злоупотребления спиртным.

— Здорово, братан. Здравствуй! — Радостно обнял его Виктор. — Хорошо, что пришел… Все уже в сборе, даже сам Ян Карлович не забыл — изволил пожаловать собственной персоной. Видал? Вон, у окна салаты втихаря пробует.

Запоздавший гость разулся, прошел в комнату и сразу же уселся за стол:

— Ну, будем здоровы! С возвращением, Витян.

Веселье началось. Народ звякнул рюмками, выпил и потянулся за закусками. Потом повторили, потом выпили по третьей, по четвертой…

— Ты как сам-то, Витек? — Вяло ковырнул тарелку с горячим Ройтман. Гадко там было, да?

— По-всякому, Паша… Конечно, место суровое. Не каждый выживет, понял? Ты бы, со своим характером… — тут Рогов красочно и не особо стесняясь в выражениях обрисовал собеседнику переспективу его социально-полового статуса «на зоне».

Да так, что Ройтман поперхнулся и замахал руками, словно отгоняя мух. Виктору даже стало жаль родственника:

— Ладно, не обижайся… Это у меня теперь шуточки такие. Расскажи, лучше, что у тебя-то новенького? Семья, дети? Гляжу, при погонах!

— Расскажи, расскажи, Пашенька, — встрял в разговор Ян Карлович по прозвищу Папа Карла. — Поведай миру!

Ройтман пожал плечами, и Виктор вопросительно посмотрел на третьего их собеседника, ожидая продолжения.

— Он у нас теперь большо-ой человек, — пояснил тот, подкладывая себе в тарелку салат из дефицитных кальмаров. — Шишка, одним словом! Сидит на Шпалерной, в ихнем управлении. Музеем заведует. Хи-хи… Почти, можно сказать, директор Эрмитажа.

— Да ну! — Удивился Рогов и обернулся к брату:

— Ты же, вроде, в порту, на таможне ошивался? Выперли, что ли?

— Да так, — поморщился от неприятной темы Ройтман. — Ерунда, в общем… А музея-то — всего две сабли, да один орден. Остальное — декреты всякие, бумажки… Даже спереть нечего. Сижу там, как дурак — штаны казенные протираю. Скукота! Зарплату — и то во-время не платят. Так что, приходится по вечерам халтурить, пассажиров на «запорожце» возить.

— Значит, так теперь живешь…

— Живу. Как все… Чего рассказывать-то?

— Пьешь?

— В каком смысле?

— Водочку… Сильно пьешь? — Уточнил Рогов, которого жизнь научила почти безошибочно распознавать людские пороки.

— Ну что вы, Виктор! Скажете тоже… — слишком уж явно обиделся Ройтман.

— Попивает, попивает, — подтвердил зловредный Папа Карла. — И не просто попивает, а жрет её, родимую, что ваша хавронья!

— Ян Карлович! Я бы попросил тебя…

— Ладно, все свои. Слышишь, Виктор? Ему нет бы накушаться тихо, да спать уйти. Обязательно ведь на подвиги тянет, за руль! Тут на днях, говорят, гаишники его тормознули на Краснопутиловской.

— Пьяного?

— Естественно! Улица глухая, вот он и решил по ней вечерком к отчему дому пробираться. Даже фары, мудак, загасил — чтобы машину не видно было. Ну, менты его за отсутствие освещения в темное время суток и остановили. Открывают дверцу — а там Павлик, в дрыбадан. Начали вытаскивать — ни в какую! Плюется, толкается, ногами машет…

— Не было этого!

Ройтман сидел красный и злой, но Ян Карлович только отмахнулся:

— Чего он им только не орал… И «где мой именной маузер?», и «на мое место встанут тысячи»! В общем, влипнуть должен был капитально, однако… До сих пор понять не могу, как это тебе, Пашенька, права водительские вернули?

— Да что же это такое? — Застонал Ройтман. Дождавшись, когда все отсмеются, он перешел в наступление:

— Сами вы, голубчик, лошадка темная! Лучше, про себя расскажите.

— А что? — Заинтересовался Виктор.

— Годы не стоят на месте, любезный братец. Идут, родимые! Идут… Ян Карлович буржуем заделался, гидрографию свою забросил к чертовой матери, и теперь богат до неприличности. Деньги лопатой гребет, а как был жидом, так и остался!

— Это кто из нас ещё жид! — Возмутился Папа Карла. — Сам ты…

— Шапку его итальянскую помнишь? Такую кургузую, на рыбьем меху?