Керен Певзнер - Чисто еврейское убийство

– Что нравится? – спросила я и посмотрела на детей, сидящих за столом. Черт! Совсем забыла. Надо было купить по дороге какую-нибудь шоколадку.

За столом сидели два юных отпрыска шести и восьми лет. Толстощекие, светловолосые, мальчишки как две капли воды походили на Тамару и, завидев нас, принялись дружно работать ложками.

– У меня прекрасный украинский борщ. Но я не буду класть сметану.

– Почему? – машинально спросила я, хотя есть не собиралась.

– Я поняла необходимость кашрута и теперь не буду смешивать мясное с молочным.

Мне стало интересно. Судя по внешнему виду Тамары и ее детей, еврейского в них была одна фамилия – Гриншпан, принадлежащая ее мужу.

Словно угадав мои мысли, она сказала:

– У Димки, – она показала на младшего, – нашли анемию, ну мало кровяных шариков и выписали железо.

– Это действительно неприятно, – но при чем тут кашрут?

– А при том, что железо находится в мясе. Надо есть говядину и индюшку. А таблетки нельзя запивать молоком – от них железо сворачивается. Мне это аптекарша сказала.

– Ну и что?

– А то, что молоко, если его положить в мясную пищу, свернет в нем железо и никакой пользы от еды не будет. Поняла? – торжественно заключила Тамара.

– Это логично, – кивнула я в ответ. – Только скажи мне такую вещь. Насколько мне известно, в состав украинского борща, как один из индигриентов, входит толченое сало?

– Ну ты, Валерия, даешь! – чуть не обиделась моя собеседница. – Как же без него? Ведь совсем не тот вкус получится.

– Так вот, давным-давно один раввин уже ответил на этот вопрос…

– На какой?

– Можно ли в борщ класть сметану?

– Ну и как, можно?

– Можно, если борщ свиной. Так что ты со своим гемоглобином изобрела велосипед.

– Ох, Валерия, больно мудреная ты для меня. Ведь слова простого не скажешь, все с вывертом. Не поймешь, ты смеешься или правду говоришь.

Дети, тем временем, доели борщ и встали из-за стола. Тамара сложила посуду в мойку, и включила чайник. Я молчала, не мешая ей хлопотать.

Когда она поставила на стол две чашки с чаем и коробку «Зефир в шоколаде» – изделие бывших соотечественников, я спросила:

– Где твой муж, Тамара? Помнится, ты говорила, что у него были неприятности с полицией из-за убийства Йоси.

– Там, – она махнула рукой, – лежит в спальне. У него депрессия. Золовка настучала.

– Какая золовка?

– Сестра его. Я, когда с Йоси, покойником, ехать собралась, детей ей оставила. Мало что ли они у нас три месяца жили, когда приехали в Израиль. Четверо, плюс собака. Еле поворачивались, пока они квартиру не сняли. И ничего. Так она, выдра, у детей прознала, куда я поехала и тут же позвонила в Кишинев. Женька у меня еще тот ревнивец, – Тамара сказала это с одобрительными интонациями, – сразу заметался, в аэропорт, и первым рейсом сюда. Приехал домой, меня нет, а через полчаса полиция нагрянула и его взяли. Только тогда отпустили, когда бедного Марика убили. Поняли, что он ни при чем. Вот с тех пор и лежит. Эх… – она отхлебнула из своей чашки.

– Кстати, о Марике, он же работал вместе с Рафаэлем, помнишь, я спрашивала?

– Ну да.

– Когда я работала перед выборами, мне попался один документ на перевод, там была его фамилия.

– А чего тут удивительного? – пожала плечами Тамара. – Этот Рафик еще тот жук. Крутился у нас в штабе чуть ли не каждый день.

– Что он хотел?

– О! Таких деловаров поискать… Денег хотел, чего же еще. И Йоси ему давал.

– Что? – моему удивлению не было предела. Кажется, дело раскручивалось еще быстрее, чем я того ожидала. – Какие деньги? За что?

– Валерия, ну ведь ты умная баба и не понимаешь… Йоси – подрядчик. Он хотел от нашей партии выгодных заказов на строительство. Вот он и давал деньги на предвыборную борьбу с тем, чтобы потом получить от членов муниципалитета голоса в свою пользу. А Рафаэль был казначеем, давал ему расписки, все честь по чести.

– Тамара, – почти простонала я. – Ты проверяла? Или Йоси? А может быть этот Рафаэль – жулик!

– Не может быть! – воскликнула она и схватилась знакомым жестом за грудь. – Ведь Йоси ему столько денег передал! Все же расписки у меня. Этот прохиндей их по-русски писал.

– Ты можешь их показать?

– Ну конечно! – Тамара вскочила со стула и пошла в салон. Нагнувшись, она вытащила из нижнего ящика комода тоненькую пачку бумажек. Это были расписки на суммы от тысячи до десяти тысяч долларов. Всего на сумму около двадцати пяти тысяч долларов.

– Ничего себе! – присвистнула я. – Как же Йоси ему поверил? Тамара, неужели ты не понимаешь, что за такие деньги вполне можно убить человека?

– Да-да, я припоминаю. В последний раз, когда мы были в ресторане, Йоси увел Рафаэля в сторону. Они долго разговаривали, а потом Йоси вернулся за столик злой и раскрасневшийся. Я еще спрашивала его, в чем дело, но он только отмахнулся. Он не любил жаловаться.

– Тамара, я буду звонить в полицию.

– Только не из моего дома! – вдруг послышался мужской голос.

Из спальни вышел тщедушный человек небольшого роста. Одет он был в полосатую пижаму, седые волосы торчали вертикально.

– Женя! – укоризненно сказала Тамара.

– Что Женя, я тридцать девять лет уже Женя, и спрашиваю тебя, когда ты прекратишь вмешивать семью в твои отношения с любовником?!

– Замолчи, стыдно перед гостьей! Иди себе в спальню!

Мне стало нехорошо, я вообще не люблю скандалы – я от них засыпаю. И сейчас меня одолела зевота, которую я тщетно пыталась скрыть.

А выяснение отношений, тем временем, перешло на новый виток:

– Меня все предупреждали: не связывайся с гойкой! А я дал тебе свою фамилию, привез сюда, дрянь неблагодарная!

Маленький супруг наскакивал на свою дородную половину и хохолок на голове делал похожим его на бойцового петушка, побитого в боях.

– Это ты привез меня? – заорала Тамара в ответ и принялась подталкивать мужа по направлению к спальне. – А кто бегал по ОВИРам? Кто сейчас работает и не транжирит денежки на поездки в Кишинев? Кто сидит и учит иврит? Ты, что ли? Да в тебе еврейского, как у Макашова в заднице! Здесь, видите ли ему не нравится! Некультурные ходят и Пушкина не читают, сплошные эфиопы! А ты когда Пушкина последний раз читал? Вон, стоит, пылится, – она махнула одной рукой, другой продолжая неумолимо давить мужу на грудь, – и эфиоп, между прочим, на четверть!

С этими словами она все-таки впихнула его в спальню, закрыла дверь и повернулась ко мне:

– Нет, ты видишь? Детей жалко, иначе давно уже духу его здесь не было. Его еще в убийстве заподозрили! Да Женька комара не сможет прихлопнуть, не то что человека, сил не хватит!

Было непонятно, она гордится последним обстоятельством или сожалеет…

– Тамара, мне пора, – я взялась за сумку.