Игорь Христофоров - Страх

И когда он взялся за него, плохое настроение стало медленно исчезать. Ствол винтовки губкой впитывал его в себя.

На стрельбище по плану группа отрабатывала мишень "Захват заложника". На ней было изображено то, что предполагалось как самый типичный случай огромный матерый террорист, прикрываясь жертвой, пытается уйти от погони, но на самом деле именно такого ракурса Тулаев не видел никогда. Хотя им показывали немало фильмов о террористах. Возможно, композиция мишени представляла собой нечто среднее изо всех возможных вариантов. А может, ее вырезали вообще от балды. Но только террорист на ней был таким крупным и мясистым, что казался копией Цыпленка. Наверное, если бы Цыпленку удалось во дворе поймать в такие объятия Тулаева, то, скорее всего, ни этого стрельбища, ни завтрашнего отъезда в командировку, ни "вечера" Межинского не существовало бы уже никогда.

Мишень была расчерчена полосами сверху вниз. И у каждой - свой цвет. Красная, как кровь, пятибалльная полоса лежала на голове, груди и животе террориста. По правилам тренировок попасть нужно было в нее. Синие сектора справа и слева от нее дали бы только четверки, а попадания в желтые руки грозили сделать такого стрелка троешником.

Тулаев, хоть и переоделся в камуфляж, все равно

подстелил на утрамбованную в асфальт глину полигона старую плащ-палатку. Глаз привычно окунулся в окуляр оптики. Она была совсем не "винторезовская". В "Вымпеле" они так и не привыкли к странной прицельной сетке "винтореза" - двум дугам. Предполагалось, что стоит вбить плечи жертвы между этими дугами, и пуля точно поразит цель. В жизни так не получалось. Даже стационарная ростовая мишень не хотела подтверждать великий замысел создателей оптического прицела для "винтореза". Все оперы, в том числе и Тулаев, сменили его на прицел от СВД.

Вот и сейчас правый глаз видел не две дуги, а созданную короткими штришками букву Т, на ножку которой гирляндой были нанизаны треугольнички. Верхний - стометровик, нижний - четырехсотметровик.

С окуляра оптики уже давным-давно Тулаевым был снят резиновый обод. Он раздражал кожу вокруг глаза. А теперь, после того, как Тулаев привык прицеливаться не прилипая глазом к оптике, а с пяти-шести сантиметров, обод уже и не требовался вовсе.

Совместив нижний треугольничек с бычьей шеей террориста, Тулаев мягко надавил на спусковой крючок и неприятно удивился чистоте красной шеи. Пуля легла на выкрашенное в синюю краску плечо. Наверное, это попадание в реальности заставило бы террориста забыть о жертве и вспомнить о собственном здоровье, но по правилам стрельб требовалась большая точность.

Пуля ушла левее красной полосы, и Тулаев чуть сместил вправо барашек прицельной сетки. Потом он плотнее утрамбовал себя на плащ-палатке, глубже надвинул на лоб козырек кепки, вновь прицелился и вдруг ощутил, что прежнее сладкое чувство, которое он испытывал раньше на стрельбище, если и пришло, то пришло каким-то смазанным, робким. Неужели оно ослабло вчера после рвоты? Неужели вид упавшего Наждака так сильно изменил что-то в душе?

Его так долго учили убивать, но он - если честно - никогда не задумывался об этом. Стрельба казалась детским развлечением, игрой. Даже в боевиков он стрелял не просто как в людей, а как в камуфляжные пятна. Винтовка мягкой отдачей напомнила о себе. Глаз всмотрелся в оптику и нашел на плече террориста новую родинку. Она лежала уже ближе к груди, но до красной линии осталось еще с пару сантиметров. "Винторез" упорно не хотел "убивать" террориста.

Странно, он никогда не думал, что убить человека - это так

трудно. В их отделении, правда, был один "афганец". Поговаривали,

что он "за речкой" завалил не меньше десятка духов. Но он сам

никогда об этом не рассказывал. Впрочем, беседовать с ним Тулаев

не любил. Вроде бы в одном звании, в одной шкуре вымпеловца, а смотрел он на тебя так, словно твердо знал, что ты обречен. Альфовец на себе испытал, как хрупок человек, Тулаев воочию это увидел лишь вчера вечером. Неужели и он сам теперь таким же взглядом смотрит на других?

Он оторвал голову от окуляра. Старший на стрельбище, его бывший командир группы, высоченный, с казацкими усами подполковник, сочувственно спросил, посмотрев на его мишень через прицел своей винтовки:

- Не идет стрельба, Саш?..

- Ветер, - нехотя ответил Тулаев, хотя только сейчас, после вопроса подполковника, заметил, что по стрельбищу гуляет облегчивший московский зной залетный сиверко.

- Ну я ж ветер не отменю. Я таких полномочий не имею...

Вдруг ни с того ни с сего Тулаев пожалел, что ушел из "Вымпела". Дотерпел бы год - и уже расхаживал бы пенсионером. Тебе сорока нет, а ты уже пенсионер. Мечта бездельника.

- Как командировка? - иронично спросил подполковник.

Из окна автобуса в Москве он как-то заметил коренастую фигуру Тулаева, а поскольку настоящими командировками в "Вымпеле" считались только те, что приходились на "горячие точки", то странное исчезновение Тулаева из группы он уже не мог воспринять серьезно.

- Да так себе, - ушел от ответа Тулаев.

- На юге был?

- Скорее, на севере, - вспомнил Тулаев ночную деревню за

Марфино.

- Понравилось?

- До безобразия. Скоро опять в этом же направлении поеду. Только

еще дальше, - подумал Тулаев о предстоящей командировке.

- Счастливый! А у нас тут скучища! - и громко, до хряска скул,

зевнул.

Тулаев отвернулся к мишени. Кажется, его еще о чем-то спросили, но разговаривать больше не хотелось. Когда брал в руки "винторез", казалось, что вот-вот вернется азарт охотника, в вены впрыснется наркотик удовольствия, так часто испытанный раньше на стрельбище, но ничего этого не произошло. Может, виноват в этом оказывался Межинский, загрузивший его голову кучей новостей?

Оказывается, и без его помощи следователь прокуратуры "вычислил" Зака. По телефонному номеру в записной книжке Наждака. Да только и там группу захвата ждало разочарование. Лариса, скорее всего, успела предупредить Зака. Тулаев вспомнил, как она торопилась к нему, как изменилась после звонка "шефа", вспомнил свое прежнее горькое разочарование и ему захотелось побыстрее все это забыть.

Но забыть можно было, лишь увидев себя уже в каком-то другом времени. И на память пришло то, что он узнал у Межинского. Оказывается, на квартире у Зака группа захвата обнаружила еще два устройства, подобных тому, которое убило током инкассатора. И хотя воспоминание опять было о Заке, оно уже не заливало голову горечью.

Еще два устройства. Значит, банде показалось мало украденного миллиарда рублей. Значит, им требовались еще большие суммы денег.

А что там еще стало известно от агентуры? А-а, вот - Свидерский был должником Зака. Причем, давним. Неужели он выбросился из окна только потому, что не мог отдать деньги? Межинский упрямо считает, что все дело в кодах для запуска баллистических ракет, которые Свидерский зачем-то брал из секретки за день до гибели. Но ведь он брал их и раньше. Коды, собственно, и были основной частью его службы.