Алексей Хапров - Наследник

— Похоже, харчевня, — предположил я.

Подойдя поближе, мы убедились, что это действительно было небольшое придорожное кафе.

— Может, зайдем? — жалобно предложил мой спутник. — Дядь Жень, я хочу есть.

— Зайдем, — согласно кивнул я, и запустил руку в карман брюк.

Меня словно обдало холодом. Карман был пуст. Я остановился и принялся судорожно ощупывать свою одежду. Радик испуганно наблюдал за мной.

— Я потерял деньги, — убито сообщил я. — Наверное, они выпали, когда мы выбирались из вагона.

Не в силах совладать с охватившей меня досадой, я в сердцах швырнул сумку о землю.

— Зря мы выбросили рясы, — вздохнул мой спутник. — Прикинулись бы опять странствующими монахами. Авось, чего-нибудь и подали.

— Теперь нам и в самом деле остается только просить милостыню, — буркнул я.

Вдруг Радик встрепенулся.

— У меня же есть десять рублей! — радостно воскликнул он. — Те самые, что мы нашли в моем рюкзаке. Помнишь?

Я горько улыбнулся.

— Чего на них купишь? Разве только какую-нибудь булочку.

— Хоть булочку, — мечтательно протянул мальчик.

Судя по отсутствию машин, посетителей в кафе не было. Но, несмотря на это, заходить в него я все равно не решился. Радик пошел один. Я же в некотором отдалении присел на траву и стал наблюдать.

Возле открытой двери сидел толстый, розовощекий увалень лет пятнадцати, и, уплетая конфеты, рассматривал какой-то яркий, разноцветный журнал.

Мой спутник подошел к нему и поздоровался.

— Чем у вас можно подкрепиться? — спросил он.

Увалень лениво поднял глаза, обернулся к завешенному антикомариной сеткой проему, и крикнул:

— Па-а-ап!

Появился хозяин. Его маленькие, круглые, заплывшие жиром глазки в первые мгновения выражали радушие и гостеприимство. Но когда он увидел перед собой ребенка, от его приветливости не осталось и следа.

— Чего тебе? — строго спросил он.

— Есть хочет, — пояснил увалень.

— Пожалуйста. Есть зеленые щи, жаркое, салат.

— Да нет, — смущенно потупил взор Радик. — Нам бы чего попроще.

Хозяин пристально оглядел его с головы до ног, бросил взгляд на меня, величаво сложил руки на груди, и искривился всем мясом своего упитанного лица.

— Самое дешевое — четвертинка лаваша, — пренебрежительно произнес он. — Двенадцать рублей.

— А за десять нельзя? — простодушно спросил мой спутник. — У нас больше нет.

Хозяин переглянулся с сыном и усмехнулся.

— Ладно, — снисходительно кивнул он. — Давай свои десять.

Радик протянул ему деньги. Хозяин недоверчиво повертел купюру в руках, просмотрел ее на свет, пощупал, после чего сказал:

— Хачик, принеси четвертинку лаваша.

Увалень отложил журнал и с нарочитой неохотой поднялся с места.

— Ходят тут всякие бродяги, — раздраженно проворчал он.

Вернувшись, он швырнул моему спутнику лаваш так, как собаке кидают кость. Радик побагровел и возмущенно посмотрел на хозяина. Но на лице того играла лишь брезгливая улыбка. Мой спутник нервно развернулся. В спину ему раздался издевательский смех.

Когда Радик подошел ко мне, на нем буквально не было лица.

— Дядь Жень, ты видел? — яростно спросил он. — Ты видел?

— Видел, видел, — вздохнул я. — Что поделать, придется стерпеть. Такое у нас сейчас положение.

— Свиньи! Ничего, дядь Жень, мы сюда еще заглянем, — мстительно прошипел мой спутник; его голос дрожал от негодования. — Мы им покажем, кто мы такие. Посмотрим, какие у них будут физиономии. Они вокруг нас еще "танец маленьких лебедей" плясать будут.

— Неужели скоро все так сильно изменится? — недоверчиво спросил я.

— Изменится, — пообещал мой спутник. — Вот увидишь.

Он аккуратно разделил кусочек лаваша на две половинки, и одну из них протянул мне.

— Нет, нет, — стал отмахиваться я. — Не надо. Кушай все. Обо мне не беспокойся. Я потерплю.

— Дядь Жень, — тоном, не терпящим возражений, проговорил мальчик. — Не выделывайся.

Он положил мою долю мне на колено и впился зубами в хлеб.

Это была, наверное, самая душещипательная картина, которую я видел в своей жизни. Радик проглатывал куски с такой остервенелой жадностью, что у меня защемило сердце. Я снова попытался предложить ему "дополнительный паек", но он решительно отвел мою руку в сторону.

— Дядь Жень, ешь. Я уже наелся.

Маленький кусочек лаваша нас, конечно, не насытил. Он только еще больше раздразнил наш аппетит.

Хозяин кафе вместе со своим сыном, словно в издевку над нами, вынесли на улицу кучу тарелок, и, насмешливо поглядывая в нашу сторону, принялись поглощать их содержимое. Им словно доставляло удовольствие причинять другим боль. А нам наблюдать за ними было действительно больно. Я никогда не думал, что вид того, как едят другие, способен доставлять такие мучения. Аромат жареного мяса и тушеной картошки заставлял судорожно сжиматься наши желудки и агрессивно бурлил кровь.

Самым правильным для нас было, наверное, встать и уйти. Но мой спутник выглядел настолько измотанным, что я так и не решился прервать его отдых.

— Твари!

Я демонстративно повернулся к кафе спиной, и принялся молча созерцать отсвечивающие багряным закатом верхушки видневшихся впереди гор. Пейзаж был необыкновенно красив. Правда, я это не чувствовал, а лишь осознавал, чисто механически. Чтобы получать полноценное удовольствие от красоты природы, нужна если не беззаботность, то, по крайней мере, необремененность жизненными невзгодами. Тяжело настроиться на лирику, когда твоя жизнь превратилась в самый настоящий ад.

Вскоре совсем стемнело. Голоса хозяина и его сына смолкли. Они ушли внутрь, оставив на столе недоеденный ужин, и, судя по доносившимся из помещения звукам, сосредоточились на просмотре демонстрировавшегося по телевидению кинофильма.

Радик немного пришел в себя. Выражение его лица несколько поживело. Он покосился на "харчевню". По тому, как хищно при этом заблестели у него глаза, я понял, что он что-то задумал. Не желая навлечь из-за него на свою голову какое-нибудь новое приключение, я привстал и бросил:

— Отдохнул? Пошли.

— Дядь Жень, погоди, — заговорщически прошептал мой спутник.

— Что такое? — спросил я.

— Надо немного разжиться провиантом.

Не успел я его остановить, как он вскочил на ноги, и на цыпочках стал приближаться к кафе.

— Радик! Вернись! Вернись сейчас же! — громким шепотом позвал его я.

Но мой спутник не реагировал.

Он подкрался к неубранному столу, схватил с него надкусанный лаваш, прижал его к груди, и бросился обратно ко мне.

В ту же секунду из дверного проема вылетели хозяин с сыном. Догнав мальчика, они подсечкой свалили его на землю и принялись зверски избивать.

— Ах ты, воровское отродье! Ах ты, голодранец!