Алексей Хапров - Сын Духа Святого

Вдруг образ, глядевший на меня из зеркала, изменился. Я вздрогнул. На меня смотрел Славик. Его лицо выражало ненависть. Затем оно исчезло, и я увидел мать. В ее глазах светилась боль. После этого я увидел лицо Сморкачева. Он смотрел на меня с негодованием. Негодование светилось и в глазах Иры. Ее взгляд был таким пристальным, что я не выдержал, и отвел глаза. О, боже! Я схожу с ума!

Открыв дверцу висевшей на стене аптечки, я стал перебирать лекарства. Где-то здесь было снотворное. Именно с его помощью я и решил осуществить свой страшный замысел. Ага, вот они, мои проводники в царство вечного сна. Целая пластина. Двенадцать таблеток.

Еще где-то здесь должна быть початая бутылка водки, — остаток моего последнего запоя. Что-то я ее не вижу. Стоп, да вон же она, стоит в углу. Подняв бутылку с пола, и поставив ее на подоконник, я выглянул в окно. Мне хотелось в последний раз взглянуть на небо, на солнце, на двор, в котором прошло мое детство, на старые деревья, которые помнили меня еще ребенком. Люди, как ни в чем не бывало, шли на работу. Дети бежали в школу. Все были веселы и беззаботны. Что им до моих проблем? Для них жизнь продолжается. Ну почему, почему страдать суждено именно мне? Почему жизненное счастье обошло стороной именно меня? Почему невзгоды не поразили собой других? Хотя бы вон того толстого, противного увальня, грызшего на ходу яблоко. Это двенадцатилетний сын моего одноклассника Андреева. До чего мерзкий и противный тип! Как же я его ненавижу! Ненавижу еще сильнее, чем его отца. Он вечно кричит мне в спину всякие оскорбления и насмешки, кидает в меня камнями, огрызками, пустыми баклажками, и все это сходит ему с рук. Его ни то, что никто не ругает, ему даже не делают никаких замечаний. Такое впечатление, что родители, наоборот, поощряют его в этом. Похоже, здесь явно не обходится без науськиваний папаши. Я как-то попытался взять его за шкирку и хорошенько тряхнуть. Какой вокруг поднялся хай! Повыскакивали из подъездов, повысовывались из окон. Как же, уголовник напал на беззащитного ребенка! Даже милицию вызывали. Этот "беззащитный ребенок" с тех пор всегда смотрит на меня таким победоносным взглядом, что у меня просто руки чешутся его придушить.

Я почувствовал, как из моего сердца стала толчками выплескиваться злость. А почему бы мне, и правда, напоследок не избавить мир от этого малолетнего мерзавца? Чем я, в конце концов, рискую? Ведь впереди — смерть. Хуже мне все равно уже не будет.

Мое сознание раздвоилось. Две его стороны, темная и светлая, вступили между собой в яростный спор.

— Но он же ребенок! — восклицала светлая.

— Предельно испорченный, — возражала темная.

— Но он же ребенок! — снова воскликнула светлая.

— Из этого ребенка вырастет порядочная сволочь, — не сдавалась темная.

— Но он же ребенок! — в отчаянии прокричала светлая.

— Чем меньше на свете будет плохих людей, тем он станет чище, — заявила темная.

Я резко помотал головой, заглушая в себе эти голоса. Доводы темной стороны казались мне ближе. Не вечно же надо мной издеваться всем, кому ни лень! Надо же когда-нибудь и воздать за это по заслугам! Вот я и воздам. Я задушу этого щенка. И моя рука не дрогнет. Мне уже все равно. Пусть это будет моей прощальной местью. Местью не только ему лично, но и всем остальным, кто испоганил мою жизнь. Местью всему человечеству.

Я отдернул шпингалеты, открыл окно и прокричал.

— Никита! Никита!

Сын Андреева обернулся, выискивая глазами, кто его позвал. Увидев, что это я, он несказанно удивился.

— Ну? Чо тебе?

— Ты не мог бы сейчас зайти ко мне на минутку? — вкрадчиво попросил я. — Я хочу передать тебе кое-что для твоего отца.

— Я в школу спешу, — заявил Никита, и пошел дальше.

— Я дам тебе денег на мороженое, — вдогонку крикнул я.

Никита остановился.

— Правда дашь? — спросил он.

— Правда, — ответил я.

Никита немного подумал.

— Ну, хорошо, сейчас зайду, — сказал он, и направился к моему подъезду.

Я захлопнул окно и бросился в комнату, лихорадочно выискивая какую-нибудь веревку. Мой взгляд упал на валявшийся в углу телефонный шнур. Сойдет. Еще мне нужен полиэтиленовый пакет. Это не проблема. Вон их сколько валяется у стены. Вытряхнув из одного из них старые рубашки, я прошел в прихожую, из которой уже раздавался настойчивый звонок, и открыл дверь. На пороге стоял Никита.

— Ну, давай, чего у тебя там, — бесцеремонно бросил он и поморщился. — Фу-у-у! Как от тебя воняет.

— Пройди, не бойся, — вкрадчиво пригласил его я.

— Чего мне тебя бояться? — усмехнулся он, видимо убежденный в своей абсолютной власти надо мной, и перешагнул через порог.

Я захлопнул входную дверь, провел его из прихожей в комнату, и резкой подсечкой опрокинул на пол. Навалившись на него всем своим телом, я натянул ему на голову полиэтиленовый пакет, закрутил на шее шнур, и изо всех сил стал его стягивать.

Никита отчаянно сопротивлялся. Он хрипел, брыкался, выворачивался, но ничего поделать не мог. Спустя несколько минут все было кончено. Немного побившись в предсмертных конвульсиях, Никита затих.

Я поднялся с пола и вытер со лба пот, мучительно пытаясь отдышаться. Вот так! Так им всем! Теперь будут знать, как надо мной издеваться!

Я почувствовал, как меня начинает пробирать нестерпимая тошнота. Мой желудок буквально выворачивало наизнанку. Все мое тело пронзил холод. Меня трясло. Но вместе с этим я упивался злорадным удовлетворением, вызвавшим в моих мыслях торжественный гул фанфар. Мои губы непроизвольно искривились в садистской усмешке.

"Что ж, — подумал я, — теперь настала пора заняться собой".

Я поднялся с пола, прошел на кухню, взял с подоконника снотворное и водку, после чего вернулся в комнату, и сел на раскладушку. Мои руки и ноги онемели. Голова гудела и кружилась. В глазах плясали звездочки. Сердце заходилось в бешеном ритме.

Отдышавшись, я медленно, одну за другой, выдавил таблетки из пластины, и собрал их в руке. Затем поднес руку ко рту, и в нерешительности остановился. Мне было страшно. Мне не хотелось умирать. Мне мучительно хотелось жить. Но именно жить, а не влачить жалкое существование. А может, все еще образуется? Может, мне все же кто-нибудь поможет? Но кто? Всех, кто мог бы мне помочь, кто был со мною близок, я в разное время от себя оттолкнул. А может, они меня простят? Может, они сжалятся надо мной? Тот же Славик. Ведь мы когда-то, все-таки, дружили. Та же Ира. Я, все-таки, отец ее ребенка.

Я резко помотал головой. Хватит! Хватить плодить пустые иллюзии! Мне никто не поможет. Я не достоин помощи. Я проиграл в этой жизни. Проиграл все. Нужно набраться мужества, и достойно, по-мужски, принять это поражение.

Мои уставшие, издерганные нервы не выдержали. В глазах защипало. Они повлажнели и наполнились слезами. С ними из моей души вылилось все, что там еще оставалось. С последней их каплей она совершенно опустела, и я почувствовал полное безучастие ко всему, что меня окружало.