Алексей Хапров - Сын Духа Святого

Но завтра я на занятия обязательно пойду. Кстати, а какие у нас завтра уроки? Нужно же к ним подготовиться, полистать учебники, и все вспомнить. Сначала русский язык и литература, затем география, после история, и в заключении два труда. Труд всегда был сдвоенным уроком. Мы его очень любили. Сколачивать деревянные ящики было гораздо легче, чем ломать голову над задачами по алгебре и геометрии. Правда, у меня и это не особо получалось.

Завтра у меня начнется по-настоящему новая жизнь. Я твердо решил изменить свое отношение к учебе, и резко поднять собственную успеваемость.

От учебников я не отрывался полдня. Никогда не думал, что мне когда-нибудь так сильно захочется позаниматься школьными предметами. Я поднял от них голову только тогда, когда раздался дверной звонок. Стрелки часов показывали половину третьего. Матери возвращаться с работы еще рано. Тогда кто это может быть? Я вышел в прихожую и посмотрел в "глазок". У меня перехватило дыхание. За дверью стоял Славик. Не тот известный художник Вячеслав Попов, полный, седоватый мужчина с усами и бородой, которого я время от времени видел по телевизору, и который бы мне не подал руки, встреться я ему, а именно Славик, который еще не знал, что ему в будущем суждено стать знаменитым художником, и для которого я являлся другом. Я радостно повернул замок.

— Привет, — произнес Славик, и изучающе посмотрел на меня. — Что-то ты на больного не очень похож. Филонишь, что ли?

— Да нет, — ответил я, старательно маскируя свое волнение. — Небольшая температура утром была. Мать сказала посидеть денек дома.

— Повезло тебе, — заметил Славик, разуваясь. — А я еле выдержал это торжественное заседание. Чуть не заснул.

— Ну и как там было?

— Да как всегда. Потрындели и разошлись.

Пока он снимал с себя ботинки, я пристально смотрел на него. Как же давно я его не видел! Да, это был тот самый Славик, с которым я учился в школе, шустрый, белобрысый, искренний и отзывчивый. Что ни говори, а все-таки это очень увлекательно, возвращаться в прошлое.

Мы прошли в мою комнату. Я старался держаться с ним непринужденно и легко. Но при разговоре я все-таки испытывал некоторые затруднения, ибо наша беседа касалась в основном событий, которые произошли на прошлой неделе. Но это только для Славика они произошли на прошлой неделе. Для меня же они имели место много лет назад, и я, конечно, не мог их помнить. Поэтому несколько раз я ответил невпопад. Славик, разумеется, не подозревал, что перед ним сейчас стоит не тот Игорь Смирнов, которого он в последний раз видел два дня назад, а совершенно другой человек, повзрослевший, помудревший, и заметно изменивший свое мировоззрение. Он удивленно смотрел на меня и поправлял мои ляпы. Мне при этом ничего не оставалось, как изображать забывчивость. Я картинно хлопал ладонью по лбу и восклицал.

— Ах, да! Конечно! Тьфу ты!

— Домашнее задание переписывать будешь? — спросил Славик, когда все, наиболее важные, по его мнению, темы оказались исчерпаны.

— Конечно, — горячо откликнулся я.

Моя реакция удивила Славика. Он протянул мне свой дневник и спросил.

— Чего это ты так возлюбил уроки?

— Да так, — отмахнулся я. — Решил немного подтянуться. Мать за "тройки" ругает.

Брови Славика приподнялись.

— Ты же в пятницу говорил, что она вообще тебя не контролирует.

Я поперхнулся и прикусил язык. Как я мог забыть, что постоянно хвалился Славику своей свободой? Что меня никто не проверяет и не гоняет. В этом он мне завидовал. Его родители следили за ним нещадно. Может, поэтому из него в жизни и вышел толк?

— Раньше не докучала. А вчера решила заглянуть в дневник, — нашелся я.

— И ты из-за этого затемпературил? — пошутил Славик.

— Ага, — усмехнулся я, и мы рассмеялись.

— Кстати, послезавтра по алгебре контрольная, — сообщил Славик.

Я поморщился, и с удивлением почувствовал, что ко мне как-то сами собой стали возвращаться мои старые детские привычки. Я всегда так морщился, когда нам говорили про контрольные, про сочинения, про диктанты, про дежурства по классу, и про прочие вещи, которые меня не радовали.

Мы с ним еще немного потрепались, после чего Славик стал собираться домой. Уходя, он заметил.

— Странный ты сегодня какой-то.

— Почему? — обеспокоился я.

— Не помнишь того, что было несколько дней назад. Разговариваешь как-то не так, не с той интонацией, как обычно. Держишь себя как-то по-взрослому. Как будто тебя подменили. Как будто тело твое, а внутри совершенно другой человек.

— Не говори ерунды, — отмахнулся я. — Это, наверное, от температуры. Ты, когда температуришь, разве не чувствуешь себя как-то не так?

— Вообще-то, чувствую, — согласился Славик, и по его лицу я понял, что он мне поверил. — Ну, давай, выздоравливай.

Я закрыл за ним дверь, вернулся в комнату, сел на диван и вздохнул. Эх, Славик, Славик! Ты даже не представляешь, насколько ты прав. Ты даже не подозреваешь, насколько ты проницателен.

За своим поведением нужно будет внимательно следить. Чтобы несоответствие моей внешней оболочки с изменившимся внутренним содержанием как-то поменьше бросалось в глаза. Как это, все-таки, тяжело, имея сознание и разум взрослого человека, изображать из себя тринадцатилетнего пацана.

На следующее утро я оделся в школьную форму, перекинул сумку через плечо, и пошел в школу.

Мне очень сложно описать свои чувства в этот момент. Они были какими-то необычными. И в этом не было ничего удивительного. Разве можно считать обыденным, когда вдруг оказываешься в далеком прошлом, снова становишься ребенком, снова видишь своих знакомых такими, какими они были раньше, и при этом знаешь их дальнейшую судьбу? Я до сих пор не мог окончательно поверить, что все это происходит наяву, и что все это мне не снится.

Самым трудным для меня оказалось настроиться на то время, в которое я переместился. Воспринимать его не как далекое прошлое, а как настоящее. Все утро я пытался внушить себе, что я как жил, так до сих пор и живу в 1977 году. Что никакого возвращения в прошлое у меня не было, и что вся моя прежняя жизнь — это всего-навсего сон. Увы, но мой разум плохо поддавался такому аутотренингу.

Как я ни старался по дороге в школу не смотреть по сторонам, однако все же не удержался от того, чтобы не бросать взгляды на встречавшихся мне людей. Среди них было столько знакомых лиц! Кого-то из них я видел лишь в детстве, а после уже не встречал. А кто-то, наоборот, отложился в моей памяти уже в более зрелом возрасте. Я даже не предполагал, что мог встречать их раньше. Вот, например, эта девочка с красным бантом и косичкой очень напоминала мне операционистку отделения Сбербанка, куда я заходил оплачивать коммунальные услуги. Она работала там уже лет десять, и успела мне примелькаться. Неужели это она в детстве? А вон тот высокий парень, старшеклассник, станет преподавателем в сельскохозяйственном институте, где я учился. Студенты его не любили. Он был очень вредный, въедливый и занудистый. Не зря же ему дали кличку "Червяк".