Алексей Хапров - Черная повесть

— Пора, — ответил он. — Два часа прошли.

Я с сожалением вздохнул, вылез из "балагана", взял из рук Вани топор, и принялся, не торопясь, прохаживаться из стороны в сторону. Прохладный, зябкий, сырой ветерок пробрал меня до самых костей, и быстро выдул из меня остатки сна. Стремясь согреться, я положил топор на землю, и принялся прыгать и приседать. Скорее бы уж прошло мое время дежурства! В окружении деревьев, при свете луны и звезд, в мертвой тишине я вдруг почувствовал себя ужасно одиноким и несчастным. В мою голову снова полезли невеселые мысли.

Был ли я в своей жизни когда-нибудь счастлив? Знал ли я это самое счастье по-настоящему? Не просто отдельные его моменты, которые кратковременно вспыхивают и угасают, а так, чтобы оно сопровождало меня постоянно, всегда? Наверное, нет. Когда, вообще, человек бывает счастлив? Учителя в школе твердили, что когда любит, и любим. Этим я похвастать пока не могу. Свою настоящую любовь, такую, чтобы была не односторонней, а взаимной, я еще не встретил. Но это не имеет значения. Ведь понятие счастья я все равно вижу по-иному. На мой взгляд, по-настоящему счастлив бывает только тот человек, который может позволить себе жить так, как он хочет. А это зависит от уровня достатка. И с этим у меня тоже пока не ажур. Я вырос в скромной рабочей семье. Голодать я не голодал, но позволить себе многого тоже не мог, и это меня угнетало. Почему жизнь так несправедлива? Почему достаток редко когда приходит сам, как награда за честный и добросовестный труд? Почему в большинстве случаев его приходится завоевывать, вырывать, выгрызать? Я же не слепой. Я же вижу, что самые обеспеченные люди — это, в большинстве своем, те, кто воровал. Но никак не те, кто просто работал. Взять, например, Тагерова и Попова. Кто из них больше достоин достатка? Тихий, скромный, трудолюбивый Попов, или наглый, развязный, ленивый Тагеров? Будь я Господь Бог, я бы отдал предпочтение Ване. Но жизнь, со всеми ее сложностями и несправедливостями, распорядилась наоборот, и Попов едва выкраивает средства на более-менее сносное питание, в то время, как Алан швыряет деньгами направо и налево.

Миром правит добро! Миром правит красота! Сколько раз я слышал эти красивые слова! Где? Где они правят миром? Покажите мне этот мир! Не вижу! Мой, еще не столь богатый, но все же уже имеющийся, жизненный опыт подсказывает, что подобное мировоззрение — удел наивных простаков. А в реальности первенство в жизни остается за теми, кто не гнушается давить, отнимать. Одним словом, брать силой. Может, это негласный закон? Может, это действительно залог успеха?…

Мои размышления прервал какой-то подозрительный шорох. Я повернул голову. Увиденное заставило меня вздрогнуть. В темноте горели два глаза. Я замер. Глаза пристально наблюдали за мной. Они были злыми, хищными, и, казалось, оценивали меня, как возможную добычу. Я стал медленно отступать назад, шаря при этом ногами по земле, чтобы нащупать топор, но он никак не попадался. Я понимал, что нужно срочно разбудить ребят, но мой язык точно прирос к нёбу. Наконец, моя нога во что-то уперлась. Это был выглядывавший из-под навеса ботинок Вани. Я изо всех сил пнул его ногой. В ту же секунду снова раздался шум, и какое-то внутреннее чутье заставило меня совершить молниеносный прыжок в сторону. Мимо меня что-то просвистело, и я услышал хриплое угрожающее рычание. В лунном свете высветился знакомый по книжным картинкам силуэт.

"Волк", — догадался я.

Зверь совершил новый прыжок. Его острые когти вонзились мне в плечо. Пытаясь сохранить равновесие, я выбросил вперед левую руку. Это оказалось очень своевременным. Не сделай я этого, жаркая зубастая волчья пасть непременно вонзилась бы в мое горло. Удерживая зверя на расстоянии всего каких-то нескольких сантиметров, и морщась от исходившей от него вони, я под его тяжестью все больше и больше сгибался назад. Чувствуя, что мои силы стремительно иссякают, я отчаянно прокричал:

— Помогите! Да помогите же!

Я не видел, что делалось за моей спиной. Но я не сомневался, что мои спутники уже проснулись, и недоумевал, почему они не приходят мне на помощь. Мною овладел ужас вперемешку с яростью. Я сопротивлялся из последних сил. Мои жилы натянулись, как канаты, а глаза едва не вылезли из орбит. И вот, когда мне уже стало казаться, что я обречен, и с минуты на минуту буду повержен, тело волка вдруг резко дернулось. Его хватка ослабла. Я с диким криком сбросил его с себя. Зверь повалился на землю и забился в судорогах. Немного похрипев, он постепенно затих.

Меня трясло, как в лихорадке. Соленый пот заливал мое лицо и больно щипал глаза. Я заворожено смотрел на неподвижное тело волка, будучи не в силах поверить, что весь пережитый мною ужас уже позади.

— Все в порядке? — раздался сзади тихий голос Вани.

Я обернулся. Попов испуганно смотрел на меня. В его руке был окровавленный топор. Значит, это он прикончил зверя! Значит, это он спас мне жизнь!

Я, тяжело дыша, кивнул и вытер обильно выступивший на лбу пот.

— Чего ты медлил? Раньше, что ли, не мог его тюкнуть?

— Сначала искал топор. Потом примеривался, как бы не задеть тебя, — оправдываясь, проговорил Ваня.

Я благодарно потрепал его по плечу и прохрипел:

— Спасибо.

Сбоку раздались шаги. К нам подбежала Юля.

— Дима, ты не ранен? — беспокойно спросила она.

— Вроде, нет, — ответил я. — А где Алан?

Мы поглядели по сторонам, но Тагерова не увидели.

— Алан! — громко крикнул Попов.

Его клич отозвался в лесу раскатистым эхом.

— Я тут! — донеслось издалека.

Я почувствовал, что во мне стремительно закипает гнев. Похоже, этот ублюдок даже и не думал приходить мне на помощь. Почуяв опасность, он бросился спасать свою шкуру. Вот урод! Заметив его приближающийся силуэт, я не смог сдержаться, и молнией бросился на него. Мой кулак врезался ему в челюсть. Тагеров охнул от неожиданности и отпрянул назад. Я ударил его еще раз. Тут он опомнился, и я ощутил мощный удар под дых. Меня скрутило. После этого последовал разящий удар в подбородок. В моих глазах заплясали звездочки, а вокруг все стремительно закружилось. Последнее, что я услышал перед тем, как потерять сознание, был какой-то отдаленный голос Патрушевой:

— Алан, прекрати! Прекрати сейчас же!…

— 13 —

В окно палаты что-то стукнуло. Я вздрогнул и открыл глаза. Стук повторился. Кто-то снизу бросал в стекло мелкие камешки.

"Наверное, дети балуются", — решил я, и поднялся с кровати, намереваясь задать им хорошую трепку. Но, выглянув наружу, я испуганно отпрянул назад. Под окном стояли три женщины. Это были матери Ширшовой, Патрушевой, и Вишнякова. Увидев меня, они замахали руками, приглашая к себе. Их глаза были красными от слез. Понимая, что прятаться глупо, я собрал волю в кулак, и снова высунулся из-за занавески.