М. Маллоу - Пять баксов для доктора Брауна. Книга вторая

— А вот об этом, — изрек он, — мы с вами, сэр, и будем сейчас думать.

Он пустил в потолок несколько колечек дыма.

— Ничего себе ты насобачился, — завистливо сказал компаньон.

— Один мальчуган показал, — довольно улыбнулся Джейк. — Ну и детки пошли, я тебе скажу: маленький, глазастый, мухи, можно сказать, не обидит — а такие штуки умеет! Да, так вот: оглянитесь по сторонам, сэр!

— Я уже оглядывался.

Дюк уткнулся в тарелку.

Кто-то громко рыгнул, еще кто-то постарался сделать это еще громче, но их обоих начисто уделал настоящий мастер — толстый, лысый, как бильярдный шар, мужик с синеватым от бритья мягким двойным подбородком.

— Нет, вы оглянитесь! — настаивал тем временем Джейк. — Кого вы тут видите?

М.Р. оглянулся по сторонам, нечаянно встретился с толстым глазами, и не успел ни сказать, ни даже подумать, как тот уже сидел за столиком двоих джентльменов, раздавая карты. Дюк посмотрел в глаза компаньону — тот, спокойный, как надгробие, кивнул, и компаньоны, чей разговор так бесцеремонно прервали, приступили к игре. Спустя десять минут М.Р. Маллоу, который, как мы помним, в покер играл неважно, понял, что понятия его компаньона о покере… э-э-э… отличаются от общепринятых. М.Р. Маллоу понял, что надо бежать, но лицо противника, в особенности, его мягкий синеватый подбородок до такой степени не имело выражения, что М.Р. впал в прострацию, в которой находился до тех пор, пока Д.Э., прикинув сумму общего с компаньоном проигрыша, не вынул из кармана сначала банкноту в десять баксов, потом в пять, потом еще горсть монет, не положил все это на стол, и не пододвинул к противнику. Сам Д.Э. Саммерс выглядел при этом почти таким же спокойным, как победитель.

— Эй ты, пижон!

Голос был гнусавым. Владелец голоса, сидевший за соседним столиком, опустил газету, которую держал в руках, и оказался высоким, худым креолом, очевидно, испанским или португальским, с впалыми щеками, пышными усами и грустными карими глазами.

Д.Э. медленно обернулся. Незнакомец ткнул в газету коричневым пальцем.

— Не про тебя ли здесь написано?

Нос говорящего, похожий на тонкую, длинную, шевелящуюся грушу, жил, кажется, собственной жизнью: непрерывно шмыгал и чвыркал.

— В прошедшие выходные был дерзко ограблен дом К.Х. Гилмана, 1552, Филлмор-стрит, — громко прочел незнакомец и втянул носом сопли. — В субботу вечером хозяева, владелец страховой конторы «Гилман и Ко.» и его супруга, находились в театре. Соседи утверждают, что заметили, как из окна выбрался человек, по виду лет восемнадцати-девятнадцати, роста приблизительно шести футов с небольшим, обутый в белые парусиновые туфли. Жена соседа, миссис Гамп, закричала, но грабитель уже скрылся из вида. По ее словам, он побежал в сторону Четвертой улицы. Ведется расследование.

Повисла тишина. Впрочем, не совсем тишина: некоторые из посетителей начали приподниматься с мест. Д.Э. Саммерс обозрел свои ноги.

— И что? — поинтересовался он. — Только туфли и рост? Не маловато ли?

Незнакомец сунул руку в карман. М.Р. успел только заметить, что стул незнакомца отлетел в сторону, а вскочивший Д.Э. впечатан лицом в стол, руки его скованы за спиной наручниками, а противник и деньги со стола исчезли.

— Да я понятия не имею, где эта Филлмор-стрит! — с трудом выговорил Джейк. — Меня вообще там не было!

— Да брось, — незнакомец ткнул ему в спину стволом револьвера, — где же был в субботу вечером, около шести?

— Ха, — сказал Д.Э. и попробовал выпрямиться, — в субботу вечером я еще был в Санта-Кларе, 1407, О’Фаррел, угол с Лагунастрит, в пансионе для мальчиков мадам Гландау! Убери руки, фараон!

— Где-где? — незнакомец засмеялся вместе с посетителями бара. — В пансионе для мальчиков? То-то, я смотрю, твой дружок так глазами хлопает. Ах ты, фиалка-семицветик!

В ответ на последние слова Д.Э. резко дернулся, тут же ударился скулой о стол, но успел лягнуть незнакомца в колено.

— Тихо ты, — сдавленно прохрипел он компаньону. — Сейчас все уладим.

Джейк попробовал повернуться к незнакомцу.

— Эй ты, вакуумный соплеуловитель, сесть-то дай. Я все расскажу.

Т огда, шесть недель назад, мистер Саммерс, в расстроенных чувствах, пошел в больничный парк, сел на скамейку, выудил из мусорной урны газету и вычитал в ней, о Боже, вычитал, что «в пансион мадам Гландау требуется учитель гимнастики». За, как значилось в объявлении, «достойное кандидата вознаграждение».

К обеду искатель приключений стоял перед трехэтажным зданием с высокими окнами и большим двором за чугунной оградой.

Он задумчиво посмотрел на большие круглые часы под самой крышей, пожал плечами, и стал подниматься по ступенькам.

Хозяйка пансиона, мадам Гландау, была яркая брюнетка лет, может быть, тридцати пяти, очень стройная, красивая той красотой, какими обыкновенно бывают Злые волшебницы на картинках. Тонкой рукой она не без некоторого отвращения перебирала детские рисунки, лежащие перед ней на столе.

Д.Э. не стал дожидаться, когда его попросят покинуть здание, и начал с решительного: «Простите, мадам, дорожная неприятность!» Имея в виду как отсутствие рекомендательных писем от миссис Вандермюллер и мистера Тихо Браге из Женевской гимнасии гуманитарных наук, так и ссадины на скуле и подбородке. И впечатляющий фонарь под левым глазом: увидел себя в зеркало на стене за дверью, чуть не свистнул, и решил больше в ту сторону не поворачиваться. Когда мадам не ответила, добавил небрежно, как бы упреждая всякое сочувствие: «Но ничего, выкрутился!». Мадам подняла голову, и разговор, хотела того мадам Гландау, или не очень, был, таким образом, начат.

— Вы предпочитаете заниматься по немецкой или по шведской системе?

Говорила мадам быстро — только успевай соображать, много — только успевай догонять, и такие вещи — только успевай выкручиваться.

— Это, — вдумчиво ответил Д.Э. — зависит от обстоятельств.

Кабинет мадам, в который проводили «молодого человека по объявлению» выглядел бы элегантно, если бы не тонул во всякого рода папках, стопках тетрадей и книг.

— Немецкая манера, безусловно, более в моде, — согласилась она. — Но ведь мы не ставим целью делать из детей без пяти минут гимнастов.

Тон мадам Гландау был повышенным, голос — громким, в общем, Д.Э. Саммерс, может, и не расстроился бы в случае отказа. А еще была у нее странная манера: разговаривать со сжатыми зубами, как если бы мадам мужественно выносила некие муки.

— Мой муж — а он прекрасный спортсмен, — продолжала она, — в данный момент увлекся фотографией. Он не имеет более времени на то, чтобы заменять учителей. Он и так взвалил на себя слишком много. Первейшая обязанность школы…