М. Маллоу - Пять баксов для доктора Брауна. Книга вторая

C этими словами мадам ушла. Пришла горничная, принесла кусок мыла и полотенце. Д.Э. Саммерс, почти смирившийся с мыслью в этот раз заработать денег, как все порядочные люди, выглянул за дверь.

Лестница в конце коридора вела вниз, в учебную часть. Растерзав в себе желание спуститься по этой лестнице и дать деру, искатель приключений направился в умывальную.

Умывальная оказалась просто прелесть: составленные в линию, вплотную друг к другу, четыре жестяных корыта (высотой чуть выше колена), над которыми к кафельной стене крепился душ: чугунная труба с дырками над каждым. Кранов у экономичного устройства не было.

Но и это оказалось не все. Отмывшийся от дорожной пыли, переодетый в форменный костюм, новоявленный учитель гимнастики вернулся в свою комнату, где как раз постелили на кровать белье, и вдруг, на собственной полураспахнутой двери, заметил табличку:

— О черт! — простонал Д.Э. Саммерс. — Ну и оторва же вы, мадам Гландау!

Ни одна из книг, любезно выданных мадам Гландау, не читалась. [1] «Только Писание» — один из главных принципов кальвинизма. Если Мартин Лютер, основатель протестантской Реформации, намеревался «убрать из церкви все, что противоречит Библии» то кальвинизм исповедует еще более суровый принцип: «убрать из церкви все, чего в Библии не требуется». Люди, которые следуют подобным принципам в церкви, частенько переносят оные и в жизнь, благодаря чему им, действительно, на глаза лучше не попадаться. Особенно, если вы крещены в соседнем направлении протестантизма. Зато там было много картинок, премило украшенных чернилами то ли предшественниками Д.Э., то ли ученичками этого богоугодного заведения. Помимо мальчиков на картинках присутствовали и девочки. В тоже очень милых гимнастических костюмах.

Джейк как раз дорисовывал некоторые анатомические подробности гимнасток, когда в дверь постучали.

— Вы — новый учитель гимнастики?

Высокий мужчина атлетического сложения, с взлохмаченной, как у мальчишки, седой шевелюрой и веселым лицом, небрежно оперся о косяк. В распахнутом вороте его теннисной рубахи болтался на цепочке золотой медальон в форме скарабея.

— Может, партию в бадминтон? — не дожидаясь ответа, поинтересовался гость и подбросил в руке волан. — Пока у вас не началось.

Д.Э. вышел во двор и прищурился на солнце.

— Вон за теми деревьями, — господин Гландау указал ракеткой, — мы с вами сможем спокойно поиграть.

— Ветер, — небрежно заметил Джейк, успешно пропустив четвертую подачу.

— Отсутствие практики, — господин Гландау звонко отбил волан. — Моментально теряешь форму.

— И не говорите!

— Вот почему я…

На сей раз Д.Э. успел, волан свистнул высоко над головой противника и улетел в кусты. У вас может найтись гораздо более, чем одно спорное «местечко из Блаженного Августина», и дуэль, последующая за спором, тоже может разгореться не только на словах. Д.Э.С.

— …не пропускаю ни одного дня! — сообщил господин Гландау, вернувшись. — Ну, да дело наживное. Мне все равно больше не с кем. Преподаватель физики и оптики, Cаттон, слишком дряхл. Демарест, преподаватель ботаники снисходит только до садовника. А мисс Маннерс, преподавательница грамматики — и вовсе несусветно скучное создание. Невыносимое, я бы сказал, создание. Вы не кальвинист [2] «Подача!» (фр., примечание переводчика) , случайно? Все-таки Швейцария… Что, баптист? О, ну тогда, смотрите, не попадитесь ей на глаза — заест до смерти. Sola scriptura, n’est ce pas?

— Qui, monsieur, — отозвался искатель приключений.

В эту минуту он проклял свою поспешность, с которой выдумал легенду. Надо же было ляпнуть про Швейцарию, когда у мадам был такой прекрасный канадский акцент! Авантажнее, конечно, но обходи теперь этот французский, как собачье дерьмо на травке!

— Спасибо, что предупредили, — рассмеялся он. — А как же ваша жена? С ней вы не играете?

— О, моя жена слишком занята, — господин Гландау ловко отбил волан. — Все директорствует! Да у меня и самого времени не особенно много. Выкраиваю каждую минуту. Слушайте, как вы относитесь к фотографии?

— Э-э-э… ну-у-у… — глубокомысленно промычал Д.Э. — Был у меня один знакомый фотограф.

Господин Гландау поднял волан, который Д.Э. ловко вбил ракетой в землю перед его носом и засмеялся.

— Да, сейчас все, кому хоть раз доводилось держать в руках аппарат, называют себя фотографами! Приходите вечером, посмотрите кое-какие действительно достойные работы!

— Посмотрю, — Д.Э. как следует размахнулся и долго следил за воланом.

— А чем, простите, увлекаетесь вы? — поинтересовался господин Гландау.

— Ну, — волан звонко проделал обратный путь — наконец-то стало получаться! — собственно, чтением.

— Что, только чтением? — противник не остался в долгу. — Apport!

Д.Э. покраснел и промазал опять.

Сам ты «апорт! Пудель хозяйский!

— Ну, в общем, да, — скромно ответил он вслух и нагнулся поднять волан.

— Bon [3] «Хорошо» (фр., примечание переводчика) , — господин Гландау был настроен дружелюбно, кажется, ко всем на свете. — Что же вы читаете?

Волан уже вел себя почти прилично.

«Et vous?» [4] «А вы?» (фр., примечание переводчика) , может быть? — набрался храбрости Д.Э.

— Но-но-но, не сядьте в лужу! — тут же осадил его Фокс. — Слово за слово, и через час вас выгонят отсюда как самозванца. Согласитесь, совершенно резонно для того, кто учился в Женевской гимнасии и не знает при этом французского! Эх вы, двоечник!

— Жюль Верн, например, — подумав, ответил Джейк.

Волан вел себя уже получше.

— Ну, или Фенимор Купер.

Никакой реакции со стороны господина Гландау.

— Ну, еще Конан Дойль, конечно.

Волан продолжал тенкать туда-сюда. Господин Гландау продолжал молчать. Конечно, если не считать команды «апорт!»

— А тут еще писали про одного такого, — Джейк изо всех сил не обращал внимания на это унижение, — Лондон фамилия — не слышали?

— Почему? Слышал, — господин Гландау поправил медальон в вырезе рубахи.

— Читали?

— Пробовал.

— Не понравилось? — поинтересовался Джейк.

Господин Гландау небрежно-элегантным жестом пригладил шевелюру.

— Я не читаю подобного.

— Bon, — Д.Э. старательно прицелился. — А что же вы читаете?

Тут господин Гландау дал промашку и нагнулся за воланом.

— Да все это, — произнес он с неудовольствием, — вообще читать невозможно.

В свою комнату удалось попасть только к десяти, да и то потому, что в лабораторию, где господин Гландау демонстрировал дело своей жизни, пришла мадам с вежливым напоминанием о том, что в умывальной мальчиков творится Бог знает, что. Хорошо, что она не услышала последней фразы супруга. Карточки, все до одной, были странного желтого оттенка (плохая выдержка), с мутными (бумага дурного сорта), слишком светлыми (мальчики неплотно задернули занавеси) фигурами и тому подобным, относящимся к общей формулировке «в этом заведении вообще спокойно работать невозможно».