Лев Портной - 1812. Год Зверя. Приключения графа Воленского

Коляска проехала под развесистым дубом и оказалась там, откуда открывался вид на воздушный шар. И только тут я понял, какую совершил ошибку! Казалось, что дама и лев встретились взглядами и узнали друг друга. Даже издалека я заметил, как расширились ее зрачки от неожиданности. Но ни единый мускул не дрогнул на ее лице, она с завидным самообладанием не спеша обвела взглядом публику. Она выискивала меня, потому что конечно же поняла, что вся история с воздушным шаром Франца Леппиха — ловушка, расставленная для ее поимки.

И словно со стороны я услышал собственный голос:

— Вот она!

— Где? — Поручик Гречевский приблизился к окну.

— Вон та дама в открытой коляске с розовым зонтиком, — показал я.

— Но это же не Изабель Арнье, — возразил Петр Игнатьевич.

— Причем здесь мадам Арнье?! — выкрикнул я. — Ее труп давным-давно рыбы съели!

— Я думал…

— Ее нужно арестовать немедленно! — перебил я поручика.

— Вы говорили, проследить, — напомнил он.

— Я ошибся! Она уже все поняла!

— Она уезжает, — произнесла сухим тоном обер-гофмейстерины высочайшего двора княгиня Волконская. — Я встречала эту особу в Петербурге.

Я посмотрел в окно. Коляска удалялась, розовый зонтик мелькал между деревьями.

— Быстрее! Мы должны догнать ее! — скомандовал я.

Мы выбежали из флигеля и столкнулись с каким-то

подполковником и драгунами.

— Вы граф Воленский? — спросил офицер.

— С дороги! — рявкнул я.

— Прошу извинить, граф, но я имею приказ арестовать вас, — объявил подполковник.

Драгуны преградили мне путь. Я рванулся вперед, но они схватили меня за руки. На поручика Гречевского они не обратили внимания, и он проскользнул к коляске.

— Задержите ее! Арестуйте! Только помните, Петр Игнатьевич, она крайне опасна! Крайне опасна! Будьте осторожны! — выкрикнул я.

Гречевский поднялся на козлы, сел рядом с кучером, и коляска покатила прочь со двора. Я заметил, как субъект в зеленом кафтане и бородатый купчина, уже не скрывая своего знакомства, садятся в телегу. К ним присоединилась маленькая, толстая старуха.

— Кто вы такие, черт бы вас побрал! — рявкнул я в лицо офицеру.

— Я подполковник Касторский, начальник фельдъегерского корпуса, — представился он. — Я доставлю вас к главнокомандующему.

— К Кутузову?

— Нет, — с вызовом ответил он. — К генерал-губернатору графу Ростопчину.

— Вам придется ответить за самоуправство! — пригрозил я.

— Смею быть уверенным, что отвечать придется вам, — надменно произнес подполковник. — Вы поставили под угрозу секретное поручение его величества! Впрочем, я не обязан давать объяснения.

— Кажется, вы втянули меня в неприглядную историю, граф, — послышался за спиною голос княгини Волконской.

— Уверяю вас, вам не в чем себя упрекнуть, — успокоил я ее.

Мы сели в экипаж, отъехали от флигеля и сразу же за воротами увидели опрокинутую коляску. Поручик Гречевский лежал на земле, над ним хлопотали возничий и караульные. Не обращая внимания на подполковника Касторского, я выпрыгнул из экипажа и бросился к Петру Игатьевичу. Он зажимал живот окровавленными руками.

— Это не женщина… сущий дьявол, — слабым голосом выдавил он.

— Вы живы? — воскликнул я.

— Жив, — тихо, но уверенно сказал поручик.

— Мы не слышали выстрелов! — воскликнул подоспевший подполковник Касторский.

— У нее был нож, — объяснил кучер, пребывая в шоке.

— У вас есть шанс оправдаться перед его величеством, если мы догоним и арестуем ее, — выговорил я подполковнику.

— В какую сторону она направилась? — спросил я у караульных.

— В Коньково или в Москву? — вторил мне подполковник.

— В Москву, в Москву, — раздалось в ответ.

— Почему вы не задержали ее, болваны?! — прорычал я.

Мы помчались по Калужскому шоссе, преодолели версту и увидели еще одну брошенную коляску, рядом валялся розовый зонтик. Дальнейшие поиски ни к чему не привели. Возможно, беглянка скрылась на одной из прилегавших тропинок, а у нас было слишком мало людей, чтобы проверить все ответвления от основного тракта.

По пути на Лубянку мы хранили тягостное молчание. Подполковник Касторский уже не выглядел столь самоуверенно. Некоторое облегчение он испытал, когда мы предстали перед генерал-губернатором.

— Милостивый государь, я сожалею о своем мягкосердечии, — жестко произнес граф Ростопчин. — Если бы я арестовал вас сразу, это пошло бы на пользу и вам, и общему делу.

— Нет, ваше сиятельство, — возразил я. — Если бы вы не арестовали меня, то шпион, изловить которого поручил мне государь, был бы сейчас в моих руках.

Булгаков, стоявший сбоку от генерал-губернатора, сперва подавал мне глазами знаки, чтобы я не спорил, но теперь угомонился и с непроницаемым видом хранил молчание.

— Шпион, — брезгливо промолвил граф Ростопчин. — Мало ли в Москве шпионов! Только что всыпали как следует французскому повару! Может, он и был самым главным агентом. Нет никаких доказательств, что нашли того, кого нужно! Зато… понимаете ли вы, что натворили?!

Генерал-губернатор злобно сверкнул глазами:

— В Воронцове изготавливаются зажигательные заряды. Николай Егорович, — он кивнул на подполковника Касторского, — имеет задание развозить эти заряды небольшими партиями в подготовленные места! Все эти приготовления конечно же окажутся излишними! Но на крайний случай, на случай оставления Москвы, мы должны быть готовы!

— Не вижу, ваше сиятельство, чем я помешал господину Касторскому, — с вызовом сказал я.

— Не видите! — граф Ростопчин хлопнул по столу ладонью. — Как теперь прикажете подполковнику провозить заряды, когда в Воронцово яблоку негде упасть из-за праздной публики!

— Напишите новую афишу. Напишите, что Франц Леппих оказался шарлатаном, воздушный шар лопнул, — предложил я.

— Изволите ерничать, — большие глаза Ростопчина сузились в щелки.

— Понимайте, как хотите, — сказал я. — Только теперь, ваше сиятельство, я более не знаю, как поймать агента. Подполковник Касторский помешал задержать ее. Она скрылась, а у нас не осталось ни единой зацепки.

Начальник фельдъегерского корпуса невольно кашлянул, как бы признавая свою вину. Но граф Ростопчин поспешил на помощь подполковнику:

— Ваш шпион или шпионка уже ничего не значит. О том, что в случае оставления Москвы мы готовимся предать ее огню, уже знает каждая собака. К сожалению, сохранить приготовления в тайне не удалось…

Я выдал невеселый смешок. Генерал-губернатор посмотрел на меня с удивлением.

— Вы находите это смешным? — спросил он усталым голосом.

— Я нахожу, что Бонапарт не нуждается в услугах тайных агентов для того, чтобы понять, что Москва будет подожжена. Или вы полагаете, что ему недостаточно сожженного Смоленска, недостаточно пожаров и опустошений, которые оставляет за собой наша армия, чтобы догадаться об участи Москвы? Нет, ваше сиятельство, агент, которого мы упустили, представляет совершенно иную ценность. Сведения, собранные этой дамой, окажут самое трагическое для нас воздействие на ход военных действий. Вы сожжете Москву, но эта жертва окажется напрасной.