Джакомо Ванненес - Лучшее прощение — месть

Все в том же 1958 году, по прошествии многих лет, он снова решил отомстить, потому что, как говорим мы, сицилийцы, месть — это память, В самом начале своей карьеры Римлянин, в полном разладе с семьей, состоявшей из дяди Самуэля и матери-вдовы, почти не имел средств к существованию и ютился на чердаке одного из домов на улице Президента Вильсона на Плас де Л.Альма. Время от времени он подрабатывал. Иногда это были какие-то реставрационные работы, а чаще всего он нанимался грузчиком в ночную смену на Центральном парижском рынке. Воспоминания об этих работах, через которые прошли все студенты, незабываемы. К полуночи в квартал дю Марэ со всех уголков Франции и приграничных государств приезжали грузовики, полные зелени, овощей и фруктов, чтобы накормить Париж. Эти грузовики запруживали почти все улицы и перекрывали движение. Если у нас было немного мелочи, то в самые морозные ночи, часа в два, мы бежали погреться луковым супом в «Пье де кошон», один из самых известных ресторанов на Центральном рынке, существующий и поныне. Однако теперь его отреставрировали, и он потерял свою оригинальность, перестал быть бойким местом. В этом ресторане мы встречали студентов, которые, положив руки на длинную стойку бара и обхватив толстые фаянсовые тарелки, грели руки и ждали, пока немного остынет суп. Здесь были простые грузчики, которые потягивали свою обычную кружку пива или что-нибудь покрепче, когда у них были деньги.

Комната Франческо в то время была убогой и неуютной. Не было средств, чтобы ее украсить, не было желания заниматься этим, потому что не было ничего, кроме голода, голода на все: не хватало еды, работы, — любви, веры, человеческого тепла, надежд, успехов, идеалов.

Возможно, Франческо увидел ее, когда однажды думал, сидя в «Куполе» за чашкой дымящегося кофе о том, как бы решить все свои проблемы. Она сидела в одиночестве, за столиком напротив, блондинка с полным круглым лицом, голубыми томными глазами, в меру полная, с приятными округлыми формами, высокая. Если бы она была маленькая, ее можно было бы назвать женщиной в теле. Кожа нежно-розовая, гладкая, как шелк, взгляд романтический, как и у Пьеро. Элегантная, изысканная. Во всем ее облике, во взгляде чувствовалась какая-то грусть, что-то вроде вынужденного смирения. Губы пухлые, но не слишком. Она была по-настоящему красива, но сразу это не бросалось в глаза. Надо было к ней присмотреться. Мягкость линий, отсутствие эротичности не позволяли с первого взгляда оценить гармоничность и красоту этой женщины.

С решимостью отчаявшегося человека Франческо встал из-за стола и, прихватив с собой чашку, подошел к ее столику:

— Если ты веришь в дружбу между народами, позволь мне выпить кофе рядом с тобой. Ты красива, я чувствую себя одиноким и мне надо, чтобы рядом был кто-то из людей.

И, не ожидая ответа, он присел к столику.

Через полчаса он знал об Эльге почти все. Она из Австрии, дочь одного из управляющих венскими железными дорогами, была приходящей няней в семье французских друзей своего отца. Ей было двадцать лет, и она прекрасно говорила по-французски, Франческо заметил, что, когда он к ней слишком близко наклонялся, у нее слегка учащалось дыхание и она краснела. В тот же вечер он привел ее в свою комнату на чердаке.

Квартира Эльги с душем и туалетом, слишком шикарная для обитателя чердака, на несколько месяцев стала для него настоящим оазисом, местом успокоения и боевых стычек. Гостеприимнейшая Эльга, которая подкармливала и согревала моего друга, оказалась нимфоманкой. Романтический поцелуй с пожеланием доброй ночи мог длиться несколько сумасшедших часов, с рукопашной борьбой. Иногда — по правилам камасутры, затем во время горячего душа это еще раз повторялось, и они садились завтракать. Потом Франческо уходил искать работу, а она с нетерпением и трепетом ждала его возвращения вечером.

За несколько месяцев изучения и повтора курса камасутры Франческо стал похожим на собственную тень. К счастью, два брата из Бари, блондины, высокие и сильные, как викинги, присоединились к нашей компании как раз вовремя, чтобы спасти бедного Римлянина.

Мне эти парни никогда не нравились. Старший, самый сильный, присматривал за неполноценным сыночком владельца ряда аптек, жена которого, очень богатая женщина, стала любовницей этого парня из Бари. Поскольку старший стал жить в относительной роскоши на содержании, он тут же воспользовался этим и вызвал из самой глубинки Юга младшего. Стоит дать южанину место под солнцем, и через несколько месяцев он сумеет превратить его в такое, что никому и не снилось (только им удается затмить свет солнца, притащив куда угодно невероятное количество близких и дальних, ближайших и самых дальних родственников). Они сняли квартиру, и пока старший брат спал с женой своего работодателя, младший присматривал за его сыном. В общем, это было малое семейное предприятие.

После нескольких недель знакомства Франческо, готовясь поехать в Турин на Рождество, объяснил младшему брату, недавно приехавшему и изголодавшемуся без женщин, общую обстановку и оставил ему в наследство прекрасную австриячку.

Передача «товара» должна была происходить по договоренности так, чтобы Эльга не заподозрила Римлянина в предательстве, в том, что он рассказал младшему из Бари о ее привычках и сексуальных слабостях. Франческо хотел оставить Эльгу, которую очень жалел, с определенным шиком. Однако он не принял во внимание неосознанную зависть этого парня, его врожденную жестокость и желание выглядеть умнее и хитрее других. Как только он остался с Эльгой, он стал упрекать ее за любовь к Франческо, который пользовался ее услугами, не питая к ней никаких чувств. Он сказал Эльге, что давно ее любит и признался, что знает все подробности ее связи с Римлянином, с которым договорился на ее счет. Естественно, он рассказал ей все это, потому что страшно влюбился. Возмущенная Эльга написала Франческо все, что она о нем думает и стала жить с обоими братьями.

Для австриячки началось рабское существование в настоящем смысле этого слова. Как настоящая горничная, она должна была следить за порядком в квартире и прислуживать братьям. Деньги, которые каждый месяц аккуратно высылал ей отец из Вены, неизбежно оказывались в их карманах. Они вынудили ее спать с обоими и, возможно, поначалу ей это даже льстило — она надеялась когда-нибудь достичь настоящего оргазма, но все было напрасно. И все-таки, вполне сознавая эту свою ненормальность, она продолжала связь с братьями, которые нашли в Париже что-то вроде двойной Америки: французскую и австрийскую. Оказавшись в завидном положении между аптеками и железными дорогами, братья неплохо лечились и путешествовали с удобствами.