Ги Декар - Зверь

— Защита обращает внимание свидетельницы, — сказал Виктор Дельо,— что у нее нет права квалифици­ровать обвиняемого таким позорным словом, пока не вынесен приговор.

— Мадам, вы вначале сказали суду,— заметил пред­седатель Легри,— что для вас невозможно иметь какое- либо мнение о вашем зяте. Это заявление расходится с тем, что вы говорите о нем теперь.

— Когда он был маленьким, господин председатель, Жак, должно быть, не был плохим ребенком... дети — они не злые... Хотя он всегда был резким; единствен­ный, кто мог его успокоить, была моя Соланж. Еще бы! Она знала, как к нему подойти! Очень просто — она делала с ним все, что хотела.

— Это заставляет предположить, — заметил Виктор Дельо,— что, выходя за него замуж, она отдавала себе отчет о последствиях?

— Если Соланж вышла замуж за этого несчастного, так я вам скажу — это по вине мсье Роделека, который считал, что ни у кого нет права помешать жениться ущербному. Я же утверждаю обратное. Такие люди не должны размножаться!

— У них не было детей! — вставил адвокат Жака.

— К счастью! Что бы из этого вышло! — восклик­нула Мелани.

— Ваша дочь рассказывала вам о своих отношениях с мужем? — спросил генеральный адвокат Бертье.

— Нет. Я никогда не могла от нее добиться ни сло­ва об этих делах. Когда подумаю, что моя Соланж... Не хочу об этом говорить, у меня заходится сердце!

— Мадам Дюваль, считаете ли вы, что родители ва­шего зятя были хорошими родителями по отношению к их несчастному сыну в те годы, которые вы прожили на улице Кардине?— спросил председатель.

— Были ли они хорошими родителями... Это трудно сказать. Ребенок ни в чем не нуждался, это надо при­знать. Но что касается привязанности — ее было не слишком много. Если бы у Жака не было Соланж! Доб­рая душа! Золотое сердце! Она пожертвовала собой!

— Семья Вотье, так же как и вы, не хотела этого брака?

— Да, они его не хотели. Надо поставить себя на их место — им совсем не льстило, что дочь их бывшей служанки входит в семью и будет носить их имя. За время, что я служу в буржуазных семьях, я научилась их понимать — больших эгоистов трудно себе предста­вить. Они думают только о деньгах.

— Тогда кто же хотел этого брака? — настаивал председатель.

— Я вам повторяю, господин председатель, это мсье Роделек.

— Но вы же не станете пытаться убедить суд, ма­дам, что уважаемый представитель братства Святого Гавриила, руководитель учреждения, где воспитывают слепоглухонемых от рождения, превратил свой институт в матримониальную контору!

— Я этого не говорю, господин председатель, но вы не хотите понять, что слепоглухонемые от рождения, воспитанные мсье Роделеком до Жака, оставались не­женатыми. И тогда он захотел провести эксперимент со своим новым учеником — он заметил, когда был на ули­це Кардине, что Соланж была нежна с Жаком... И, хит­рый, он использовал это чувство девочки. Когда он нас вызвал в Санак под тем предлогом, что даст нам рабо­ту, он имел в виду совсем другие цели. Соланж и я — мы верили этому старому человеку в сутане и ни о чем не догадывались. Вы поймите меня: я уверена, что он околдовал мою дочь.

— Мадам, вам следует выбирать выражения. Члены братства Святого Гавриила доказали преданность делу и продемонстрировали знания, к которым нельзя отно­ситься без почтения.

— Ну да, — продолжала женщина, — они говорят о преданности, а сами обделывают свои дела! Посмотри­те на результат: кончается тем, что их ученики оказыва­ются под судом.

— Короче, мадам, вы считаете, что брак совершился против вашей и семьи Вотье воли?

— Совершенно верно, господин председатель.

— И вы совершенно не допускаете, что ваша дочь Соланж действительно могла быть влюблена в того, за кого она вышла замуж?

— Я повторяю вам: она пожертвовала собой!

— Суд благодарит вас, мадам Дюваль. Можете быть свободны. Пригласите декана филологического фа­культета из Тулузы господина Марнея.

— Господин декан, суд хотел бы услышать ваше мнение об интеллектуальных способностях обвиняемого.

— На нашем факультете Жак Вотье сдал первый экзамен на бакалавра двадцать восьмого июня тысяча девятьсот сорок первого года с оценкой «очень хоро­шо», которая выставляется весьма редко. Его сочине­ние было образцовым. В следующем году кандидат с такой же легкостью выдержал второй экзамен. На пер­вом и втором экзаменах ему было предложено в пись­менной форме ответить на те же вопросы, что и нор­мальным кандидатам, но в присутствии преподавателя- переводчика, специально присланного Фондом Валенти­на Гюи. Сочинения, написанные по системе Брайля, этот преподаватель переводил на обычное письмо. Для уст­ных вопросов — я при этом решил присутствовать сам, учитывая необычность эксперимента, — был другой пе­реводчик, из Национального института с улицы Сен- Жак, который был посредником между кандидатом и экзаменаторами. Могу сказать со всей ответственностью, что Жак Вотье, воспитанник института в Санаке, был одним из самых блестящих бакалавров, которые про­шли через филологический факультет в Тулузе: по просьбе членов братства Святого Гавриила кандидату не было сделано ни единой поблажки.

— Возможно, факультет в Тулузе принимал экзаме­ны и у других слепоглухонемых кандидатов, представ­ленных институтом в Санаке?

— Именно так, господин председатель. До Жака Вотье мы выдали диплом шести кандидатам о сдаче двух экзаменов и дипломы бакалавров философии и математики — трем кандидатам. Вместе с Жаком Вотье это в общей сложности десять слепоглухонемых канди­датов за двадцать лет.

— Вы знакомы с директором института в Санаке мсье Ивоном Роделеком?

— Побывав на приеме экзаменов у Жака Вотье, я посчитал долгом лично отправить письмо мсье Роделеку и поздравить его с замечательными — скажем даже, не­обыкновенными— результатами. Мсье Роделек ответил мне и пригласил побывать у него в институте. Я отпра­вился туда вместе с двумя коллегами с естественнона­учного и юридического факультетов. Мы были восхище­ны применяющимися там методами. Я и мои коллеги вернулись из Санака с редким ощущением того, что мы наконец встретили гениального воспитателя. Невозмож­но рассказать, сколько терпения нужно было мсье Роделеку, чтобы применить на практике свой метод, в сущности экспериментальный, выводя своих подопеч­ных из глубокого мрака, в который они погружены с рождения.

— Мсье Роделек высказывал вам свое мнение о Жа­ке Вотье?

— Он считал, что Жак Вотье, девятнадцатый по счету слепоглухонемой из воспитанных им за пятьдесят лет, намного превосходил способностями всех его преж­них учеников. Он его очень хвалил и даже спросил меня в тот день: «Что подумали бы на факультете, если бы этот девятнадцатилетний юноша стал известным писа­телем?» Помню, что я ему ответил тогда: «Это было бы удивительно, но есть ли у него для этого способности?» Мсье Роделек без колебаний заверил: «Есть». Появление три года спустя «Одинокого» подтвердило, что директор института не ошибался.