Леонид Бобров - Нас было тринадцать

Вечером я сел писать. Надо было дать сжатое, последовательное и беспристрастное изложение фактов и доказательств. Вместо этого на бумаге появлялись обрывки рассуждений, сомнений, переживаний. Я начинал писать, зачеркивал, рвал написанное, снова писал и снова зачеркивал.

Из столовой впервые за последние недели слышались оживленные голоса. Я направился туда и в коридоре столкнулся с Гиви.

— Игорь, зайди ко мне. Маринэ хочет тебе кое-что рассказать.

Мы зашли.

— Маринэ, расскажи Игорю, что ты хотела…

— Может быть, не стоит, — сказала нерешительно Марина, — ведь все уже уладилось.

— Нет, нет, расскажи, не надо скрывать.

Я с недоумением смотрел то на Гиви, то на Марину. Что может она скрывать? О чем речь?

— Понимаешь, Игорь, Виктора я знаю, то есть знала, давно. Еще когда я училась, он встречался с моей подругой. Ирка чудесная девчонка, добрая, отзывчивая. Мы жили с ней в одной комнате и…

— Маринэ, ты разве про Иру хочешь рассказать?

— Да, то есть нет, не про Ирку. Но я хотела сказать, что мы с Виктором дружили и, когда он совсем неожиданно приехал, я очень обрадовалась. Ведь здесь очень тоскливо, в особенности когда начинается зимовка. Чувствуешь себя оторванной от всего мира. А Виктор такой веселый, остроумный.

Марина виновато посмотрела на Гиви и продолжала:

— За два дня до его гибели мы гуляли. Виктор рассказывал о Москве, об общих друзьях. Потом я его спросила, как ему нравится у нас — природа, работа, товарищи. А он как-то странно ответил, что нравится, но не все люди хорошие.

— Это все? — спросил я. — А что, собственно, скрывать? Кто-то Виктору больше нравился, а кое-кто меньше. Это естественно. Вероятно, он Гиви невзлюбил. Ну и что?

— Нет, — покачал головой Гиви. — Виктор не про меня говорил. Пусть Марииэ подробно расскажет.

— Ну, слушайте. Я спросила, как ему у нас нравится. Помню, что сказала: «Правда, какие хорошие люди здесь собрались?» А Виктор стал серьезным, помрачнел в так задумчиво ответил: «Хорошие, да не все…» Я тоже сначала подумала, что он Гиви имеет в виду, в разозлилась: «Тебе что, Гиви не по душе?» А он в ответ: «При чем тут твой Гиви? Не о нем речь, о другом… Только я не вполне уверен». Потом помолчал и добавил: «Давай не будем больше об этом. Не было этого разговора».

Марина умолкла. Молчали и мы. Потом я спросил Гиви:

— Почему ты попросил Марину рассказать об этой беседе? Ты связываешь слова Виктора с его гибелью? И почему сейчас, а не раньше?

— Ничего я не связываю. Не мое дело связывать. Но такие вещи скрывать не надо. Зачем только мы про этот разговор должны знать? А почему раньше просил не рассказывать? Не понимаешь? Вы могли подумать, что Маринэ хочет меня чистым сделать, на другого тень бросить.

В словах Гиви была известная логика, но от этого легче не становилось.

— Мне кажется, что придавать особое значение словам Виктора не надо, — сказал я, подумав. — Кто-то ему не понравился. Ну и что? Может быть, он имел в виду. Листопада? Во всяком случае, к его гибели они отношения не имеют.

Из столовой доносились громкие голоса и смех.

— Пойдемте, там что-то веселое происходит, — предложила Марина.

Мы направились в столовую. В углу в кресле сидел Петрович. Его глаза оживленно поблескивали из-под кустистых бровей. Он читал, нет, не читал, а скорее рассказывал о Теркине:

Но в моих ушах звучали другие слова «Хорошие люди, да не все… Только я не уверен…» Кого имел в виду Виктор? Листопада? Я невольно поискал его глазами. Он стоял, прислонись к стене, и с явным удовольствием слушал стихи.

Встретив. Листопада, Виктор, естественно, вспомнил злополучную защиту. Хорошим человеком он. Листопада считать не мог. Но в чем он сомневался? В чем он не был уверен? Что Листопад — тот самый Листопад? Нет, не о Листопаде он думал, когда говорил с Мариной.

Тетя Лиза сидела против Петровича. Она наклонилась вперед, как бы боясь пропустить строчку и даже слово. За нею, облокотясь о спинку стула, стояла Вера.

«Хорошие люди, да не все…» Петрович, Вера, тетя Лиза они тогда были на кухне.

Петя стоял у окна. Он так увлекся, слушая Петровича, что двигал руками, как будто сам играл на гармони. А когда пошел пляс, то он начал притоптывать ногами. Казалось, он сам вот-вот затанцует. Б. В., посмотрев на Петю, не смог удержать улыбки и что-то шепнул Вере.

«Хорошие люди, да не все… Только я не уверен…» Петя был на базе. Б. В. небольшого роста. Отпадают.

Петрович умолк. Раздались бурные аплодисменты.

— Сергей Петрович, еще что-нибудь.

— Еще отрывок…

Неслось со всех сторон.

— Петрович, давай про переправу, — попросил Харламов.

— Про медаль, про медаль, — требовал Листопад.

«Хорошие люди, да не все…»

Харламов и Кронид были вместе на Бете.

Олег подошел к Гиви и что-то ему сказал. Олег в тот день был со мной на Альфе. Гиви? Но тогда зачем он настаивал, чтобы Марина мне передала разговор с Виктором. Теперь, когда уже все улеглось.

Нет, все это чепуха, явная чепуха.

Скорее всего Марина, сама того не желая, исказила разговор с Виктором. Когда тучи над Гиви стали сгущаться, она непроизвольно придала словам Виктора такой оттенок, такой смысл, который защищал любимого человека.

И все же слова «Хорошие люди, да не все… Только я не уверен…» вопреки всякой логике продолжали звучать. Слова, сказанные за день до гибели, почти последние слова Виктора.

Дверь в комнату Виктора была заперта, но Олег легко открыл ее своим ключом.

Затхлый воздух, пыль. Очевидно, после похорон сюда никто не входил. На крючке сиротливо висела модная лыжная куртка и рядом — яркая вязаная шапочка.

Как давно это было — последний приезд Миршаита, Виктор, стоящий у «газика» в этой куртке и в этой шапке. Потом песни под гитару, стихи…

На столе были разбросаны листы исписанной бумаги. Я стал перебирать страницу за страницей. Формулы, выкладки, расчеты и почти никаких слов. Местами попадались рисунки женские головки, кораблики. Пошла серия мужских лиц с бородой и усами. Видимо, у Виктора была привычка рисовать в минуты раздумья.

— Посмотри, что за странная идея разрисовывать самого себя, — сказал Олег, протягивая полоску неразрезанных фотографий.

На одной из них Виктор пририсовал себе бороду и усы.

— Действительно, чудно. Может быть, собирался отпустить бороду и хотел посмотреть, как будет выглядеть? Никогда не думал, что борода так меняет человека, — добавил я, разглядывая фотографии.