Джеймс Чейз - Кинжал Челлини

Режиссер до пробы практически обещал дать ей работу, и теперь он чувствовал себя неловко. Желая помочь Веде, он представил ее Горману.

Горман, как сказал Веде режиссер, организовывал выступления артисток стриптиза на холостяцких пирушках. Девушки получали от пятидесяти до ста долларов за вечер. Искупаться в ванне с шампанским или станцевать в обнаженном виде на столе — работа непыльная. Одно-два приглашения в неделю практически гарантированы.

Горман взял ее к себе; она пробыла у него с год. Веда быстро освоила новую профессию, стала популярной, пользовалась успехом. Она зарабатывала много денег, но она текли у нее меж пальцев. Однажды Горман пришел к Веде и сделал ей одно предложение.

Веда рассказывала, уставившись на стену. Она говорила словно для себя самой. Дойдя до предложения Гормана, она зажгла сигарету и продолжила:

— Он сообщил мне, что я должна выступить в Сан-Луис-Бич у Линдсея Бретта. Я отнеслась к этому равнодушно. Я привыкла колесить по стране и бывать в новых домах. Затем он заявил, что я получу большую сумму денег, если узнаю шифр сейфа, установлю, есть ли там сигнализация и как организована охрана. Сначала я решила, что он шутит. Никогда прежде он не заводил со мной подобных разговоров. Но он не шутил. За нужную ему информацию он обещал мне тысячу долларов. Я обещала подумать.

Веда принялась расхаживать по комнате с сигаретой в зубах, держа руки в карманах. Она сводила меня с ума своей фигурой.

— Я согласилась.

Сделав паузу, она поглядела на меня и продолжила:

— Я без труда выполнила задание. Бретт открыл сейф, желая показать своим друзьям недавно приобретенный им бриллиант. Шифр был записан на карточке, которую он хранил в бумажнике. Завладеть незаметно бумажником и переписать шифр не составило труда. Бретт, как и его приятели, за вечер изрядно напился. Я спросила его о сигнализации, он продемонстрировал мне, как она действует. Он гордился ею и обрадовался как ребенок, когда в доме поднялся трезвон и прибежала охрана. Я даже сняла отпечаток с ключа от боковой двери. Я не теряла времени даром, к тому же они все были пьяны как ирландец в день святого Патрика.

— Значит, ты не ходишь во время сна?

Она сухо рассмеялась.

— Что-что, а это я делать не умею.

— Что было дальше?

— Я сказала Горману, что мне известен шифр сейфа, что я знаю, как работает сигнализация. Он просиял, услышав мои слова. Но его радость угасла, стоило мне потребовать у Корнелиуса объяснений.

Она поджала губы, нахмурилась, вспоминая беседу с Горманом.

— Я сказала, что не предоставлю ему информацию, если он не возьмет меня в долю.

Я слушал очень внимательно.

— Он принял твое условие?

— Да.

Она стряхнула пепел на ковер.

— Конечно, не сразу, но в конце концов принял.

— И что он сказал тебе?

Она опустила отведенные назад локти на верхнюю часть камина и прижалась к ней спиной, выпятив свой бюст.

— Он поведал мне, зачем ему понадобилась пудреница и как он намерен с ней поступить. Сообщил, сколько она стоит, каким путем можно ее реализовать. Он обещал мне за интересовавшие его сведения третью часть вырученной суммы.

— Зачем ему понадобилась эта пудреница? — как бы невзначай, даже слишком небрежно, спросил я.

— Куда ты ее дел? — тоже как бы между прочим спросила она.

Похоже, мы вернулись в исходный пункт.

— Ты меня уже спрашивала об этом. Не волнуйся о пудренице. С ней все в порядке. Закончи свой рассказ. Зачем она понадобилась Горману?

— Как ты думаешь, почему я порвала с Горманом? — ответила она вопросом на вопрос, изучая меня своими холодными настороженными глазами.

— Ты решила спасти меня, — сказал я. — Помнишь?

Она засмеялась; ее смех причинил мне боль.

— Другие предположения имеются?

— Ты испугалась, что Горман присвоит себе твою долю. Ты знала, что Паркер — жмот; завладев пудреницей, они запросто могли свернуть твою хорошенькую шейку и бросить тебя головой вниз в пруд с лилиями.

Ее лазурные глаза поскучнели.

— Продолжай.

— Еще ты подумала, что половина больше трети. Познакомившись со мной, ты решила, что я — тот парень, с которым можно иметь дело. А когда я вернулся и стал нести чушь об исчезновении пудреницы, ты поняла: я тебе просто необходим.

Она по-прежнему демонстрировала мне свой бюст.

— Могу продать информацию. Она обойдется тебе в половину того, что ты получишь за пудреницу.

Я встал, зевая.

— Послушай, крошка, пора спать. Мы сегодня уже вдоволь наговорились. Я покажу тебе, где мы приклоним наши усталые головы.

Испуг и сомнение мелькнули в ее глазах.

— Тебя не интересует моя информация? — резко спросила она.

— Я подумаю. — Я взял ее за руку и повел в спальню. — Возможно, я обойдусь без твоей помощи.

— Нет, не обойдешься, — произнесла она, высвободив руку. — Не надейся на это. Без моей информации пудреница не представляет ценности.

— Это ты так полагаешь, — заметил я, садясь на кровать. — У меня пытливый ум. Я был когда-то сыщиком. Раскрывать тайны — моя профессия.

Она посмотрела мне в глаза; ее щечки напоминали раскаленные угли. Спокойствие и настороженность сменились яростью.

— Я требую половины, — начала Веда, но я швырнул ее на кровать.

— Не кричи на меня, милая, — сказал я. — Хватит говорить о делах. Я хочу развлечься.

— Только не со мной! — сказала она сквозь стиснутые зубы и попыталась вырваться из моих рук, но у меня тоже кисти стальные. — Отпусти меня! Я сейчас закричу!

— Пожалуйста, — сказал я, сжимая ее руки. — Здесь привыкли к крикам. Воплями тут никого не удивишь. Ори сколько есть сил.

— Пусти меня, черт возьми!

Она высвободила одну руку и заехала мне кулаком в челюсть. Моя голова дернулась назад. Веда лягнула меня в голень, затем ударила по шее.

Я решил не церемониться. За последние двадцать четыре часа мне уже изрядно досталось. Я имел репутацию крутого парня, а тут все кому не лень об меня ноги вытирают. Пора показать, что я тоже не ангел.

— Ах, ты так, — сказал я, склонившись над ней. — Ну что ж, синеглазая, сейчас ты у меня поплачешь. Видно, хорошее обращение ты не ценишь.

— Негодяй! — взревела она, вырываясь и норовя ударить меня ногой.

Я крепко схватил ее. Она сделала вид, будто хочет укусить меня, но я ей не поверил. Затем ее руки обвили мою шею и она прижалась ко мне так, словно боялась меня потерять. Я впился губами в ее рот, и она ответила на мой поцелуй. Глаза Веды горели, как две синие звезды.

Я уже говорил: женщины — создания забавные.

Зазвонил телефон. Я подскочил как ошпаренный. Моя приятельница оторвала голову от подушки.

— Это не пожар, — сказал я. — Просто кто-то звонит. Испугалась?

Веда выскользнула из моих объятий.