Джеймс Чейз - Кинжал Челлини

Я подумал об этом. Если полиция узнает о том, что мы в Штатах, мне не удастся разоблачить Гормана.

— Это верно.

Мне вдруг захотелось, чтобы Веда лежала рядом.

— Ты не поднимешься ко мне?

— Не сейчас. Рана немного болит. Завтра вечером, дорогой.

— Ладно.

Я уставился в темноту; мне стало одиноко. Нас словно разделял невидимый барьер. Мы слышали, как Макс переваливается с боку на бок, устраиваясь поудобнее. Один раз он застонал. Я не испытывал к нему жалости.

— Я бы не хотела навсегда остаться в Мексике, — внезапно сказала Веда.

— Тебе и не придется. За год все забудется.

— Год — это слишком большой срок. Ты не сможешь найти утерянные нити. Через год тебе не удастся доказать, что Бретта убил Горман.

— Ну и положение у нас, а? Я не убивал Бретта, но меня считают его убийцей. Прикончив Макса, я смогу убедить присяжных в том, что я не виновен в смерти Бретта. Но чего я добьюсь? Чтобы доказать, что я не убийца, я должен им стать. Замечательно, правда? Хорошо, пусть я убью Макса. Кроме нас двоих, никто об этом не узнает. Мы собираемся жить вместе. Если я стану убийцей, наши отношения изменятся. Сначала мы можем этого не заметить, но в конце концов нам не удастся обмануть себя.

— Да. Ты не должен убивать его.

Мы вернулись к тому, с чего начали. Замкнутый круг, и никакого выхода.

— Обожди, что-нибудь придумаем.

— Он может умереть от болезни.

— Это пустые мечты. Он еще сорок лет проживет, судя по его внешнему виду.

— Да. Вдруг с ним произойдет несчастный случай…

— Вряд ли. Он человек осторожный. Нет, так мы ни к чему не придем.

Макс захрапел.

— Он-то ни о чем не тревожится. Спит как младенец.

В ее голосе прозвучала злость.

— Постарайся заснуть. Мы можем так всю ночь проболтать.

Я лежал в темноте и ломал голову, пытаясь отыскать выход из ситуации, но не находил его. Если мы отпустим Макса, он выдаст нас, чтобы получить вознаграждение. Если мы будем держать его здесь, нам придется постоянно следить за ним, и в любой момент он может выкинуть какой-нибудь фортель. Если мы уедем, оставив Макса здесь, полиция схватит нас через день-два. Меня охватило отчаяние: задачка не решалась. Я услышал тихий плач Веды, и у меня не нашлось мужества утешить ее. Темнота стала густой, душной. Храп Отиса раздражал меня; когда я наконец задремал, мне приснилось, что Веда перешла на сторону Макса. Всякий раз, когда я глядел на них, они таинственно улыбались; это я лежал на мешках в прохладной комнате, а Макс с Ведой находились в дальней, изолированной. Я слышал, как они перешептываются, и знал, что они собираются убить меня.

Я вдруг проснулся, замерзший и встревоженный. Уставился в темноту. Мое сердце билось отчаянно. Мне стало страшно оттого, что я не услышал, как храпит Макс. Я опустил руку, чтобы дотронуться до Веды, но пальцы нашли только теплую подушку. Я замер; вдоль моего тела прокатилась ледяная волна.

— Веда? — тихо позвал я, садясь. — Ты здесь?

Из соседней комнаты донеслись чьи-то шаги. Я соскочил с койки, схватил фонарь, который я держал под подушкой. Осветил нижнюю койку: она была пуста. Заскрипела доска. Я бросился к револьверу. Дверь, ведущая в проходную комнату, была закрыта. Вечером я оставил там щель. Я обратился в слух, держа оружие в руке и направив луч на дверь. Она начала открываться. Я снял револьвер с предохранителя; волосы на моем затылке встали дыбом.

В дверном проеме появилась Веда.

— Что случилось? Что ты делала? — выдавил из себя я.

Она ничего мне не ответила и не спеша направилась в мою сторону; руки ее висели безвольно. Она скорее плыла, чем шла; тонкая ночная рубашка придавала Веде сходство с привидением.

Я увидел ее закрытые глаза. Она двигалась во сне. Лицо Веды было спокойным, безмятежным; спящим телом девушки руководил разум. Я ощутил ее легкое дыхание. Сейчас Веда была прекрасней, чем когда-либо. Она скользнула мимо меня и легла на койку. Некоторое время я смотрел на Веду, затем подошел к ней и осторожно накрыл девушку одеялом.

— Теперь все будет хорошо, дорогой, — сонным голосом пробормотала она. — Мы можем не волноваться.

Мои внутренности превратились в лед; когда я направился к двери, ноги мои начали подгибаться. Из соседней комнаты не доносилось ни звука. Я прислушался, боясь войти туда. Ветер раскачивал деревья. Дрожащей рукой я направил луч фонаря в дальний от меня угол.

Макс лежал в луже крови, хлеставшей из красного пятна, расположенного над сердцем. Там торчало что-то короткое и черное.

Я одним махом пересек комнату и склонился над Максом. Веда вонзила в него нож. Вид у Макса был умиротворенный, счастливый. Он умер во сне; по его лицу я догадался, что смерть была легкой и мгновенной.

Не помню, как долго я стоял над ним. Убийство! Если Макса найдут, мне придется либо отвечать за это преступление, либо объяснить, что его совершила Веда. Но кто мне поверит? Свидетелей нет. Убийца — либо я, либо она. Вот бы обрадовался Редферн, если бы узнал о смерти Макса! Но Веда не убивала Отиса. Даже сейчас она не догадывалась о его кончине, хотя удар был нанесен ее рукой. Я не мог сказать Веде, что она убила Макса. Я боялся травмировать любимого человека. Я решил похоронить Макса до ее пробуждения и любой ценой скрыть от девушки правду.

Я вытащил нож из раны. Кровь хлынула еще сильней.

Я пробрался во вторую комнату и взял мою одежду. Веда лежала неподвижно, на губах ее играла улыбка. Я тихо закрыл за собой дверь. Не зажигая лампы, оделся при свете фонаря. Налил себе виски. Я старался не глядеть в сторону Макса. Меня бросало в дрожь при мысли о том, что я буду вынужден касаться его.

Спиртное придало мне сил. Я подошел к углу, где находилась стойка с инструментами. Взяв лопату, нечаянно опрокинул стойку.

Я услышал голос Веды:

— Кто там?

Дверь распахнулась, и на пороге показалась Веда. Лицо ее было бледным, в глазах застыл испуг. Она смотрела на меня. Я почувствовал, что по моему лицу бежит пот.

— Все в порядке. Ложись и спи.

— Флойд! Что случилось? Чем ты занят?

— Не вмешивайся! — Я выдал голосом свой страх. — Уйди отсюда. Не мешай мне!

— О, Флойд…

Она посмотрела на лопату, которую я держал в руке, и ее глаза округлились. Веда быстро повернулась к Максу, но он лежал в темноте и не был виден.

— Что ты делаешь?

— Не твое дело, Веда! Оставь меня.

— Что ты сделал?

— Ну, хорошо. — Я бросил лопату на пол. — Был ли у меня выбор? Не впутывай себя в эту историю. Вот все, о чем я тебя прошу. Я обойдусь без твоей помощи.

Она подошла к лампе и зажгла ее. Руки Веды не дрожали, но лицо девушки было белым, как свежевыпав-ший снег. Кровь Макса, на которую падал слепящий свет ацетиленовой горелки, казалась неестественно яркой.