Джон Локк - Летальный исход

Куинн ошибся. И теперь не имел понятия, куда все идет, о чем он честно ей и сообщил.

– Ну как вы не понимаете? – воскликнула Кэти. – Я хочу, чтобы вы убили Эрику!

Куинн с отсутствующим видом покивал.

– У меня есть один знакомый, – сказал он, – так вот он утверждает, что у нас у всех имеется в жизни по крайней мере двое людей, которым мы очень желали бы вообще никогда не родиться. Эти два человека так меняют направление нашей жизни, причем к худшему, что мы после этого никогда уже не в силах пережить то, что они с нами сделали.

– Ваш друг, вероятно, совершенно прав, – сказала Кэти.

– А кроме Эрики, у вас есть кто-то, кому вы пожелали бы никогда не родиться? – спросил Куинн.

– Ох, Бог ты мой! – сказала Кэти. – Какие ужасные вопросы вы задаете!

– Ну, хотя бы гипотетически.

– Ну, мне не хочется плохо говорить о мертвых, – ответила она. – Вы помните эту шумиху в прессе насчет Моники Чайлдерс пару недель назад?

Куинн кивнул.

– А вы ее знали?

– Это была моя падчерица. Она мне всю жизнь превратила в сущий ад!..

Успешно поспособствовав Кэти мирно отойти в мир иной, Куинн уложил ее в неглубокую могилу в каком-то лесочке в Северной Джорджии, отправился назад, засел напротив магазина и стал дожидаться, когда Эрика займет свое рабочее место. Народу в магазине было немного, но на улице перед ним сновали толпы. Куинн дождался, пока зона рядом с ювелирным отделом не опустеет полностью. Тогда он положил небольшой пакет рядом с кассовым аппаратом и вышел на улицу.

Эрика покончила со своими делами в туалете и вышла к прилавку. Осмотрела все вокруг, желая убедиться, что сменная продавщица, закончившая работу, не оставила ей каких-нибудь незаконченных дел с бумагами. Удовлетворенная, что их не осталось, она обратила внимание на небольшой пакет в подарочной упаковке с написанным на нем ее именем. К пакету была прикреплена записка: «Прими это в знак моей любви. Я сегодня же подаю на развод. С любовью, Брэд».

Эрика испустила радостный вопль. Наконец-то ее мечта близка к осуществлению! Именно к этой цели она усиленно стремилась все эти последние месяцы. Работая продавщицей в магазине Неймана Маркуса, Эрика жутко устала смотреть на то, как другие женщины делают покупки и платят суммы, затмевающие ее годовую зарплату. Ее подруги вечно насмехались над нею, что она вечно бегает на свидания с женатыми мужчинами. И теперь она не могла дождаться момента, когда продемонстрирует им плоды своих трудов!

Эрика аккуратно развернула обертку и медленно подняла крышку коробки.

Команда уборщиков еще много дней после этого находила разные куски ее плоти в самых неожиданных местах.

Я проснулся первым, поэтому направился на кухню и включил печь сразу на 400 градусов. Налил в блендер молока, потом забуровил туда муки, яйца, масло, соль, ваниль и экстракт миндаля. Замешивал все это целую минуту, потом нашел в хозяйстве Кэтлин специальную сковородку для выпечки и полил ее обезжиренным маслом для готовки. Положил немного сливочного масла в ячейки сковороды, сунул ее в духовку и установил таймер на двадцать семь минут. После чего положил еще немного сливочного масла на тарелку, чтобы оно чуть размягчилось, и направился обратно в спальню Кэтлин, где и должен был находиться.

– Что это за грохот ты там устроил? – сонно спросила она.

– Выпекаю воздушные сдобы на завтрак.

– Воздушные сдобы дома выпечь невозможно. Они всегда оседают еще до того, как вынешь их из духовки, – сказала она.

– Но не мои.

– Только в первоклассных ресторанах умеют выпекать настоящие воздушные сдобы, которые остаются воздушными.

– Только в первоклассных ресторанах и у меня.

– Если ты неправ, а я права, ты когда-нибудь повезешь меня завтракать в первоклассный ресторан?

– Ты имеешь в виду какой-то конкретный?

– Я бы хотела позавтракать у «Тиффани», – сказала она.

– Вообще-то, насколько я знаю, «Тиффаниз» – это ювелирный магазин, а не ресторан.

– Шутишь!

– Боюсь, что нет.

– Я этот фильм никогда не видела [28]. Но всегда полагала…

– Не беспокойся, – сказал я. – Мои сдобы не осядут. Так что нам не нужно куда-то ехать, чтобы позавтракать.

– Вот проклятье, – сказала она.

Кто-то знаменитый однажды сказал, что ты можешь поцеловать на прощанье своих друзей и членов семьи и уехать на много миль от них, но всегда будешь с ними (или они будут с тобой), потому что ты не просто часть мира; нет, это мир – часть тебя.

Или что-то в этом роде.

Что я хочу этим сказать, так это то, что никогда ни по ком так не скучал, как скучал по Кэтлин в течение всей этой последней поездки. Когда я наконец снова добрался до ее скромного дуплекса с выцветшим зеленым сайдингом, с укороченным чердаком и укороченным же цокольным этажом, и она впрыгнула в мои объятия, обняла меня ногами и завизжала от радости – ну, знаете, тут я и решил, что это и есть как раз то самое, о чем поэты вечно поднимают такой шум.

– Сколько у нас остается времени до того, как твои сдобы осядут? – спросила она.

– Целая вечность, потому что они никогда не осядут. Я их по науке приготовил.

– Значит, если судить по этому, ты у нас главный научный специалист.

– Ну, у всех у нас имеется какая-то специализация.

– Моя специализация – математика, – сказала Кэтлин.

– Математика?

Она лукаво мне улыбнулась.

– Именно. Например, я могу сосчитать, сколько раз одна штука… входит в другую. – И она обольстительно улыбнулась.

– До того момента, когда зазвенит таймер в плите? – спросил я.

– Гипотетически.

– Ну, я не совсем уверен, но готов приложить максимум усилий, чтобы помочь тебе решить это уравнение.

Чем мы и занялись.

Звонок таймера прервал наши ученые занятия, и мы решили продолжить этот эксперимент после завтрака. Кэтлин стянула с кровати одеяло, завернулась в него и последовала за мною в кухню. И потом смотрела, как я вынимаю из духовки сковородку с великолепно поднявшимися сдобами. И мы намазали их чуть подтаявшим сливочным маслом.

– Ох… Боже… ты мой! – завопила Кэтлин. – Я всегда мечтала о таком мужчине, который умеет готовить, а теперь у меня есть кое-что даже получше – мужчина, который умеет печь!

Мы съели по паре сдоб каждый, после чего у Кэтлин появилось на лице такое выражение, словно она очень хочет что-то сказать.

– Ну, и что? – спросил я.

– Я хочу тебе кое-что сказать, но не хочу, чтобы ты после этого сбежал.

– Я не сбегу. Если только у тебя нет другого партнера по ученым занятиям.

Она сделала глубокий вдох и выпалила:

– Я хочу удочерить Эдди!

Я не знал, что на это сказать, поэтому просто промямлил:

– Да неужели?

– Я люблю ее, Донован, и она меня любит. Мне всегда хотелось иметь собственного ребенка, но Кен лишил меня такой возможности, уже много лет назад выбил это из меня. В любом случае, это выглядит так, как будто я выбираю ее из всех детей в мире, понимаешь? И я ей нужна.