Елена Басманова - Карта императрицы

– О какой судьбе вы говорите? – резковато вклинился доктор, ему было неприятно, что Брунгильда Николаевна стоит слишком близко к красивому нахалу. – Вас кто-то заставлял ремонтировать дворец?

Холомков рассмеялся, показывая всем своим видом, что понимает, отчего так злится доктор Коровкин.

– Случай и есть судьба, дорогой доктор, – многозначительно улыбнулся он. – А потом – дело нехитрое. Запрос в Имперскую Канцелярию, пара рекомендаций, смета, разрешение, поиск подрядчика и рабочих, закупка и доставка антиоксигидры... Завтра уже все будет завершено...

– Вы интересуетесь вопросами сохранности исторического наследия? – спросила хрипло еще не вполне оправившаяся от шока Мура.

– Скажу вам по секрету, милая Мария Николаевна, что этот интерес очень выгоден – исторические ценности лучшая форма вложения капитала, – снисходительно разъяснил красавец, не отводя смеющихся глаз от старшей дочери профессора Муромцева.

– Так будете ли вы осматривать китайские комнаты? – напомнил о себе незаметно появившийся хранитель.

– Будут, будут, непременно, – ответил вместо барышень сияющий Холомков, – а я стану гидом.

Он сделал шаг к дверям, из которых недавно вышел, приоткрыл их и крикнул в глубину зала:

– Как закончите, выносите, я заберу. – Он захлопнул дверь и пояснил слушателям: – Редчайший химический состав, запатентован в Италии, очень дорог. Привез сюда самолично. Что останется, могу подарить вам – для химического анализа.

– Мы непременно порадуем этим новшеством папу, – дрожащим голосом пообещала Мура, отметив про себя, что ею никто не интересуется.

Она повернулась и пошла вслед за согбенным хранителем по направлению к лестнице на второй этаж. Мура никогда прежде не видела такого количества китайских вещей – они занимали два помещения. Во второй комнате, стены которой, так же как и в первой, были оклеены шелковыми китайскими обоями, хранились лакированные фарфоровые ширмы с живописным изображением церемониального шествия китайского императора со свитой, китайская мебель, две большие картины на дереве с наклеенными и раскрашенными фигурками из слоновой кости. В других обстоятельствах Мура внимательно бы рассмотрела каждую детальку таких хрупких на вид раритетов. Но сейчас!

Эта экскурсия вылилась для Муры и доктора Коровкина в сущую пытку. Илья Михайлович Холомков, поддерживающий под локоток Брунгильду Николаевну, не отходил от нее ни на шаг. Рассказывая о китайских диковинках, он лишь изредка поглядывал на доктора Коровкина и Муру и время от времени обращался к хранителю за помощью. Лучше всего Холомков знал современную цену каждой вещи из коллекции, за которую почти двести лет назад посланник Петра Великого лейб-гвардии капитан Лев Измайлов заплатил десять тысяч рублей. А словоохотливый старик, похоже, решивший, что имеет дело с двумя влюбленными парочками, как назло, становился все время так, чтобы отделить Муру с доктором от Брунгильды с Ильей Михайловичем. Впрочем, русский Адонис не преступал границ приличия.

Закончив осмотр китайских комнат, молодежь стала спускаться по лестнице. В вестибюле Мура попросила доктора остановиться.

– Милый Клим Кириллович, как вы думаете, сколько надо заплатить этому милому старичку?

– Не беспокойтесь, Мария Николаевна, – торопливо ответил доктор Коровкин и полез за портмоне в карман сюртука, – я расплачусь.

Он вынул зелененькую купюру, убрал портмоне и посмотрел на младшую дочь профессора Муромцева. Она обводила блуждающим взором дубовые стены и, казалось, избегала встречаться с доктором взглядом.

– Не забудьте ваш саквояж. – Она указала доктору на столик, где стоял кожаный атрибут петербургского Гиппократа.

– Не забуду, – машинально ответил доктор, пытаясь усмотреть на крыльце фигуры Брунгильды Николаевны и Ильи Михайловича. Сердце его сжималось, он чувствовал себя внезапно осиротевшим.

Доктор взял саквояж, расплатился с хранителем и почти бегом устремился прочь из дворца, в пахнущий весенней влагой парк.

Брунгильда Николаевна с надменным и гордым видом восседала в коляске, крепко сжимая правой рукой белую лакированную ручку раскрытого зонтика. Рядом с ней, облокотясь на край дверцы, стоял Илья Михайлович Холомков: солнечные апрельские лучи играли на его русых с прозолотью волосах, густыми прядями спускающихся с затылка на воротник белоснежной рубашки, выглядывающей из сюртучного ворота.

Мура, зардевшись, спустилась по дощатому настилу и поднялась в экипаж.

Напротив нее уселся поджавший губы доктор Коровкин, правой рукой он опирался на свой неизменный саквояж.

– Трогай, братец! – крикнул извозчику Холомков и, сделав шаг назад, послал дочерям профессора Муромцева воздушный поцелуй.

Доктор Коровкин молча смотрел на девушек – кто из них обернется? Мура и Брунгильда сидели, опустив глаза и вцепившись в свои зонтики.

– Надо предложить Роману Закряжному написать с господина Холомкова Париса, – пробормотала в смущении Мура.

– Неплохая идея, – издевательским тоном одобрил доктор Коровкин, увидев блуждающую улыбку Брунгильды, – к юбилею города Троя... Не знаете, Мария Николаевна, когда юбилей?

Мура чувствовала себя виноватой – как же такое могло случиться? Почему при виде Ильи Михайловича она совсем потеряла голову? В чем секрет его магнетических глаз? Почему одно только его присутствие вызывает сладкое волнение и заставляет забывать обо всем на свете, в том числе и о милом Климе Кирилловиче?..

– Прежде, чем мы поедем домой, – сказала неожиданно Брунгильда, – я хотела бы заглянуть в гостиницу Лихачева – выяснить, как чувствует себя мистер Стрейсноу. Вы не возражаете?

Доктор Коровкин и Мура не возражали, и Клим Кириллович велел извозчику, облаченному в неизменный темно-синий армяк, подпоясанный красным кушаком, следовать на Фонтанку. Возле гостиницы Лихачева Клим Кириллович, не выходя из коляски, попросил швейцара выяснить, находится ли в своем номере мистер Стрейсноу? Швейцар кликнул посыльного, и подросток в красно-зеленой тужурке с блестящими позолоченными пуговицами скрылся в глубине здания. Через несколько минут мальчишка сообщил, что мистер Стрейсноу заперся в своем номере и велел никого не принимать. И, получив из рук доктора Коровкина монетку, шепотом добавил: говорят, всю ночь гулял, вернулся под утро.

Клим Кириллович велел извозчику трогать. Компания проехала по Невскому, стараясь углядеть в облике безмолвного красного Аничкова дворца печальные изменения, произведенные вчерашним пожаром, но все было как всегда, оцепление вокруг сада было снято. Впрочем, вдоль чугунной решетки, украшенной позолоченными двуглавыми орлами, ходил городовой с блестящей бляхой на груди, с шашкой и наганом.