Елена Басманова - Карта императрицы

– А вы, любезнейший, уже побывали на допросе? – прервал его профессор.

– Так точно, уважаемый господин Муромцев, об этом и говорю. Сдал отпечатки ног. – Гость приподнял обтянутую штиблетом правую ступню и слегка помотал ею в воздухе. – Потому что господин Вирхов ищет отпечатки маленькой ступни, как у меня или мистера Стрейсноу, – ну, в общем, почти девичьей. Я и подумал, что он может, извините за дерзость, и ваши ножки в картотеку потребовать.

– Но мои дочери, надеюсь, не ходили в Аничковом дворце босиком? – Профессор поднял бровь и сердито посмотрел на Брунгильду и Муру.

– Так чего же вы хотите, господин Багулин? – вмешалась Елизавета Викентьевна.

– Я... я... вообще-то хотел выяснить, где скрывается мистер Стрейсноу?

– А зачем он вам нужен, Модест Макарович? – сурово спросила Брунгильда.

– Да ведь ножка-то у него тоже маленькая, – смущенно признался агент. – И Карл Иваныч сожалел, что не получил ее отпечатка... А вообще-то причина моего посещения совершенно иная...

– Вы собираетесь предложить нам стать клиентами «Саламандры»? – полюбопытствовал профессор.

– Если есть опасность для вашей жизни или имущества, всегда готов оформить полис, – живо отозвался агент. – Нет ли у вас на службе ценностей, которые могут похитить?

– Как же, есть, – согласился Муромцев, – недавно новое оборудование в Германии закупили. Плавильные печи, холодильные установки...

– А радий? Радий? – напомнила Елизавета Викентьевна. – Не украдут ли его? Ведь он стоит восемьдесят пять тысяч!

– Откуда в моей лаборатории радий? – вскинулся профессор.

– Но Ипполит говорил, что ведет переговоры о покупке...

– Он шутил, – оборвал ее профессор.

– Господин профессор, я понял, – вмешался Модест, – и надеюсь, что вы обратитесь именно в наше товарищество «Саламандра», когда в вашей лаборатории появится такая ценность.

Он встал и обернулся к доктору Коровкину:

– А вот господин доктор, думаю, застраховаться не откажется, – агент подмигнул Климу Кирилловичу и кивнул на саквояж, – чтобы избежать неприятностей.

– Я п-п-под-думаю, – доктор Коровкин начал заикаться от волнения.

– Когда по городу разгуливают призраки, – приятно улыбнулся дамам Багулин и перевел взгляд на доктора Коровкина, – всякое может случиться. Вот заглянул я сегодня на фотовыставку в Пассаже, а там – каких только чудес нет! Скоро придумают такие объективы, что и фотографии привидений будем делать... Я даже сходил к гостинице Лихачева, понимаете, доктор?

– Нет, не понимаю, – прошелестел Клим Кириллович.

– Ну как же, думал, авось увижу там мистера Стрейсноу, ожившего призрака, пожалуй, убившего Аглаю...

– Сэр Чарльз не призрак, а живой человек, – не вытерпела Брунгильда.

– Не спорю, сам руку пожимал, – охотно согласился Багулин, – а вот мадемуазель Багреева так и сказала мне – «Призрак ожил».

При последних словах агент взглянул на доктора и незаметно кивнул на саквояж.

– Боже! Боже мой! – воскликнул Клим Кириллович. – Я же совсем забыл! Я же обещал Екатерине Борисовне приехать на фотовыставку! Я должен немедленно ехать!

– Вот и хорошо, вместе поедем, – улыбнулся Багулин, вставая. – Позвольте уж, я вам помогу.

Он сделал несколько шажков к роялю, и протянул руку к саквояжу. Но доктор ловко сдвинул саквояж поближе к себе.

– Нет-нет, – заторопился Клим Кириллович, – саквояж останется здесь, если, конечно, никто не возражает.

– Я возражаю, я! – вскрикнула Мура. – И никуда вы сейчас не поедете! Господин Багулин может идти, если ему надо. А Клим Кириллович пока останется здесь. Я настаиваю...

– Глафира, проводите гостя, – попросил профессор вызванную колокольчиком горничную и самолично довел агента до дверей гостиной. – Примите уверения в моем почтении.

После ухода Модеста Багулина в гостиной несколько минут царила полная тишина.

– Ну, и что все это значит? – спросил наконец профессор, снова усаживаясь в свое кресло.

– Я должен ехать к мадемуазель Багреевой, – решительно заявил доктор, машинально сжимая ручку саквояжа.

– Вас убьют, как только вы выйдете из дома, – рассердилась Мура. – Как вы не понимаете? Ведь он явно покушался на саквояж с холстом. Его подослали убийцы. У вас в руках вещественное доказательство преступления.

– Я выйду без саквояжа и черным ходом, – попытался успокоить разгневанную барышню Клим Кириллович.

– А если они и там устроили засаду? – наступала Мура.

– Климушка, – осторожно подсказала молчавшая доселе Полина Тихоновна, – а может быть, тебе позвонить мадемуазель Багреевой, прежде чем ехать?

– Хорошо, – помолчав, согласился тот, – я позвоню, вы позволите воспользоваться аппаратом?

– Разумеется, милый Клим Кириллович, разумеется, – закивала Елизавета Викентьевна.

Доктор подошел к аппарату и попросил телефонистку соединить его с квартирой господина Шебеко. Поинтересовавшись здоровьем стариков, Клим Кириллович попросил позвать Екатерину Борисовну.

– Простите, милая Екатерина Борисовна, что не смог сегодня воспользоваться вашим приглашением. Как вам понравилась выставка? Очень понравилась? Приятно слышать. Да, да... разумеется... Всегда к вашим услугам. Завтра утром непременно навещу.

Доктор положил трубку на рычаг.

– Ну что? Что я говорила? Никуда ехать и не надо, она притворялась, – облегченно вздохнула Мура. Правильно?

В гостиную осторожно заглянула Глаша.

– Только что приходил посыльный, передал записку для Брунгильды Николаевны.

– И где она? – бесцеремонно поинтересовался профессор.

Глаша покосилась на старшую профессорскую дочь, губы ее задрожали, она вынула из кармашка фартука сложенный лист бумаги и подала профессору.

Николай Николаевич Муромцев развернул послание и прочел: «I want to see you, I am dying...»

– Что-что? – подалась вперед Полина Тихоновна. – Я по-английски не понимаю...

– Он пишет, – растерянно проговорил профессор, глядя в упор в расширенные глаза Брунгильды, – что он хочет ее видеть, он умирает...

«Жить в Петербурге и быть свободным от Петербурга невозможно», – думал следователь Вирхов, входя утром в свой кабинет. Несмотря на то, что спал он в эту ночь мало, настроение у него было превосходное. И не только потому, что благодаря полуобгоревшей бумажке, найденной у камина в Аничковом дворце, ему удалось выяснить имя бесноватой преступницы-поджигательницы. Сегодня утром он, определив дальнейшую последовательность своих действий, с удовольствием побаловался сгущенным молоком «Нестле». «Почему в России не могут наладить подобное производство? Молока-то в стране немерено, – размышлял Карл Иванович, – хорошо еще, что поспеваем в сыске внедрять в практику новейшие достижения западной мысли».