Джон Мэтьюз - Смертельные послания

– Вы полагаете, что недавнее убийство в Новом Орлеане – дело рук Потрошителя, как утверждается в письме?

– Если судить по отчету о вскрытии, который мы получили, похоже на то.

– А как насчет убийства Анны Уолкотт – у вас теперь есть сомнения относительно того, что его совершил Потрошитель? Ведь в том письме речь идет также о «самозванце».

– Эти сомнения появились у нас еще до публикации письма.

В конференц-зале на Малберри-стрит собралась небольшая группа муниципальных чиновников и журналистов. До сих пор обмен вопросами и ответами происходил главным образом между Ардженти и репортерами «Нью-Йорк таймс» и «Геральд трибьюн».

Рядом с Джозефом за столом на трибуне сидели Финли, мэр Уоткинс и комиссар Лэтам. Это была публичная демонстрация того, что Ардженти и Джеймсон вновь возглавили расследование.

Репортер «Нью-Йорк таймс» бросил вопросительный взгляд на своего коллегу, словно пытаясь понять, не пришла ли тому в голову та же самая мысль, что и ему.

– Осмелюсь заметить, детектив Ардженти, что раньше представителей прессы уверяли совсем в другом, – заявил он.

– Спасибо за замечание. Иногда возникает необходимость в том, чтобы происходящее в кабинетах Малберри-стрит становилось достоянием гласности лишь спустя некоторое время. – На лице детектива появилась натянутая улыбка. – К тому же, если вы помните, я находился в отпуске и не принимал непосредственного участия в расследовании в течение прошедшей недели.

– А я – чуть дольше, – вставил Джеймсон с кривой усмешкой.

В зале раздались сдавленные смешки. Это были первые слова английского криминалиста после официальных приветствий перед началом пресс-конференции.

– Пользуюсь случаем, чтобы заявить, что я очень рад вновь приступить к работе, – добавил Финли.

Возникла неловкая пауза, словно все вдруг вспомнили о том, что с ним произошло, и никто не желал высказываться на эту тему. Ардженти принял огонь первых вопросов на себя именно для того, чтобы дать напарнику возможность адаптироваться к новой обстановке. Теперь он тоже первым нарушил молчание:

– А я пользуюсь случаем, чтобы выразить глубокое удовлетворение по поводу возвращения к работе Финли Джеймсона. Никто не знает Потрошителя лучше его, и, соответственно, никто не сможет в такой мере поспособствовать его поимке, как он. Поэтому я и настоял на том, чтобы он вновь подключился к расследованию.

– Тише, пожалуйста , – вполголоса произнес Уоткинс, обращаясь к журналистам, среди которых поднялся одобрительный гул.

Что касалось Бартоломью Лэтама, то он просто кивнул, безучастно глядя поверх голов присутствующих.

– И теперь я хочу сделать первое заявление после своего возвращения к работе, – заговорил Джеймсон. – На основании информации, полученной недавно из Лондона, можно сделать вывод, что наше расследование продвинулось далеко вперед.

Гул в зале усилился.

– Вы можете рассказать поподробнее? – спросил репортер «Геральд трибьюн».

– Конечно. Как уже говорилось во время предыдущей пресс-конференции, мы занимаемся идентификацией оставленных на телах жертв меток, подлинный характер которых скрываем во избежание убийств под копирку. Сэр Томас Колби только что прислал мне результаты изучения двух знаков из Лондона. Сравнив их с деталями метки на теле жертвы убийства в Новом Орлеане и проконсультировавшись со специалистом, мы добились существенного прорыва.

Отчасти это был блеф. Морайс сумел идентифицировать только одно слово в послании: « ВОЗМЕЗДИЕ». Последнее слово еще предстояло идентифицировать, а если два или три слова были упущены из вида, следовало ожидать еще несколько убийств.

Журналист «Геральд трибьюн» поднял брови:

– Метки? Вы имеете в виду буквы или символы?

– Хм… пожалуй, буквы.

– Латинские?

– Я этого не говорил.

– Вы можете сказать конкретнее? – вмешался в их беседу сотрудник «Нью-Йорк таймс».

Видя, что журналисты загоняют Финли в угол, Джозеф поднял руку:

– Боюсь, что нет. Как уже говорилось, если мы раскроем детали, у Потрошителя могут появиться подражатели. Сказанного вполне достаточно для вас, как и для Потрошителя, которому мы дышим в затылок.

По залу прокатился ропот. Со стороны Уоткинса опять донеслось одобрительное ворчание, а Лэтам еще энергичнее кивнул головой. Они довели до сведения прессы именно то, что хотели.

Журналисты усердно скрипели перьями, делая записи в своих блокнотах и уже обдумывая заголовки для передовиц. Репортер «Геральд трибьюн» поднял голову, оторвавшись от блокнота:

– Раз вы столь близки к поимке Потрошителя, скажите, что это за человек?

– Это сфера деятельности криминалиста, – ответил Джеймсон. – Он трус. Ни больше ни меньше. Трус, который нападает на женщин в тот самый момент, когда они наиболее уязвимы. Остальное – письма, метки на телах – всего лишь изощренный способ, с помощью которого он пытается скрыть свою природную дикость. Он, очевидно, тешит себя мыслью, будто ведет с нами изобретательную, хитроумную игру. Но ему не удалось, ни на минуту не удалось, обмануть меня или детектива Ардженти.

Финли Джеймсон потер переносицу. Он испытывал усталость, и порой ему изменяла способность концентрировать внимание. Прошло слишком мало времени, и он еще не пришел в себя после пребывания в «Томбс» – после бессонных ночей и тревожных дум о своей дальнейшей судьбе. У него не было ни минуты, чтобы перевести дух, а вчера, после встречи с Джекобом Брайсом в семь часов вечера и повторного осмотра тела Анны Уолкотт, они с Лоуренсом еще долго сидели в его доме на Гринвич-стрит и подводили итоги.

Теперь Биделл ушел за утренними газетами, а Элис готовила на завтрак яичницу, копченую рыбу и тосты к приходу детектива Ардженти.

Спустя час завтрак уже закончился, и комната была завалена газетами, папками и книгами, которые следователи лихорадочно просматривали в поисках того, что они могли до сих пор упускать из вида.

– Эта статья в «Геральд трибьюн» сослужила нам хорошую службу, – заметил Джозеф, а потом перелистнул несколько страниц газеты. – Здесь есть еще одна статья на седьмой полосе. Вы читали ее?

– Да, читал.

Джеймсон прочитал эту передовицу дважды. Она носила заголовок «Послания убийцы – следователи вплотную приблизились к Потрошителю».

Статья начиналась со сравнения писем, полученных в редакциях газет, а затем речь шла о буквах, обнаруженных на телах убитых, в результате чего сам собой напрашивался вывод: «Нам остается гадать, какие из посланий Потрошителя являются ключом к разгадке его тайны: письма, в которых он насмехается над следователями, или буквы, которые он оставляет на телах своих жертв».