Фредерик Тристан - Загадка Ватикана

— Их любовь победила нашу ненависть. Слава их Богу!

Кардинал Бонино вежливо попросил нунция прервать чтение, потом взял слово:

— Мне кажется, что с точки зрения чистой агиографии [60] Агиография — церковно-историческая литература, представленная «Житиями» святых угодников. этот текст слишком точно следует приключениям Базофона, чтобы его не читать. Я выдвигаю гипотезу, что «Житие Гамальдона» — лишь одна из версий «Жития святого Сильвестра». Что вы об этом думаете?

— Возможно, перед нами и в самом деле последние страницы «Жития святого Сильвестра», — согласился отец Мореше. — Полагая, что он мистифицирует читателей, хитроумный поляк в действительности сумел собрать то, чего не доставало тексту для его полноты. В конце концов, все жития святых сходны между собой. Но весьма любопытно, что составитель этого документа постоянно и на всем его протяжении более или менее убедительно пытается внушить нам мысль, что Церковь извратила изначальное послание Христа.

— Всегда существовали Церковь бедных и Церковь богатых, — заметил кардинал. — Вспомните слова Нашего Господа на эту тему: «Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие». Когда я получил кардинальскую шапку и алую мантию, я много об этом думал. Ведь никто никогда не видел, чтобы верблюд прошел сквозь игольное ушко, не так ли? И, конечно же, Иисус говорил о гордецах, которые отказываются замечать бедность, а это грех против Святого Духа — и грех непростительный. Поэтому все, кто в течение столетий боролся против церковной помпезности, а также против доктринального тщеславия, имели все основания полагать, что они верны изначальному духу Евангелия.

Адриан был мыслями далеко. Для него расследование было закончено. Верховному понтифику и великому раввину больше не грозила опасность. «Житие святого Сильвестра» обнаружено. Никакой скандал Ватикану больше не угрожал. Оставалась Изиана, которая не сумела остаться живой и которая после своей смерти неотступно его преследовала. «Никогда не верь в то, во что ты веришь». В Индии один старый мудрец сказал ему нечто похожее: «Если ты встретишь Бога, убей Его, так как Бога встретить невозможно. Тот, кого ты встретишь, будет самозванцем». Не поэтому ли Адриан не желал поклоняться идолам и оставался агностиком, будучи в полной растерянности перед лицом вселенской загадки. В своей записной книжке он отметил: «Вселенная — это язык, на котором надо разговаривать, а не текст, который нужно расшифровать». Однако чего бы он ни отдал, чтобы войти в непосредственное соприкосновение с самой материей этого языка. Но он оставался для него китайской грамотой.

А монсеньор Караколли уже переводил дальше. Сильвестр встретился с римским епископом, потом с императором. Потом свел их вместе. Да, церковный мир будет восстановлен — немного позже… Между тем гонения прекратились. Ураган, пронесшийся над городом, взволновал народ, увидевший в этом предостережение, что боги защищают этих евреев, называющих себя христианами, среди которых, кстати, появилось много подлинных римлян.

Да, это была лишь легенда, но она, несомненно, содержала в себе больше истин, чем многие толстые исторические трактаты. Внедрение религии Христа потребовало многих столетий. Она развивалась и утверждалась через ереси, церковные соборы, догматические писания и тот вид безумия, который воздействует на любой разум, оставляя свой неизгладимый знак на человеческой убежденности. Не случилось ли так, что одна из историй сумела проникнуть в Историю и коренным образом ее изменить?

Все эти мысли крутились в голове Адриана, когда какое-то слово внезапно привлекло его внимание. Его дух сразу возвратился в зал Святого Пия V и стал слушать перевод нунция.

«Когда Сабинелла, эта святая женщина, поняла, что ее дорогой сын будет не только светочем Фессалии, но и папой христианского мира…»

Адриан вскочил с места.

— Довольно! — воскликнул он.

Нунций замолчал. Все взгляды обратились к профессору. Он спокойно закурил «Чилиос» и стал излагать свои мысли:

— Вымысел — это ведь и есть подлинное чудо! И оставьте его нетронутым, во всей его невинности! Приключения Базофона привлекательны только своей неуемной фантазией. Если же вы попытаетесь извлечь отсюда какой-то урок, у вас ничего не получится. Эта легенда, безусловно, ничего не хочет сказать, это повествование в некоем, так сказать, шахматном порядке, в постоянно живом и не удовлетворенном, а следовательно, возрождающемся желании странствовать по миру. Какое захватывающее путешествие, совершенное в мыслях, не правда ли? И кто его подлинный автор?

(Внимательный читатель, следящий за нашим рассказом с первой его страницы, согласится, что вопрос об авторе не так прост, как кажется. Кто рассказывает, на самом деле? И кто переводит?)

— Дорогой профессор, — сказал кардинал Бонино, — есть голоса, долетающие из такого далека, что никто уже не в состоянии вспомнить, откуда они доносятся. Слишком долго они просеивались. Именно это придает им тот отшлифованный и приятный вид, который так нам нравится. Но за фасадом — какое разнообразие! Оно отражает то, что мы собой представляем: легион и парадокс. Я много об этом думал. Мы странным образом беспомощны и в то же время удивительно хитроумны.

— А Бог? Где же Бог во всем этом? — встревоженно спросил каноник Тортелли.

— Мы ведь сотворены по Его образу и подобию, не так ли? — отвечал прелат с тонкой улыбкой на устах.

Потом встал и подошел к Адриану Сальва.

— Вы покидаете нас, профессор. Ваша помощь была необычайно действенной. Когда князь Ринальди и я избрали вас, мы знали, что только вы способны распутать нити этой головоломки, концы которых тянулись: один — из Польши, другой — из Венеции, а еще — из Антиохии, из Александрии, из Эфеса, а клубок хранился в нашей памяти, и более надежно, чем в какой угодно папке Ватиканской библиотеки. Примите мою благодарность.

Когда кардинал удалился величественным шагом в сопровождении каноника, который бежал за ним вприпрыжку, словно воробей, монсеньор Караколли взял рукопись «Жития» и сказал вместо прощания:

— Я спрячу ее в такое место, где никто ее больше не обнаружит. Это было как сон.

Выйдя из Ватиканского дворца, Мореше и Сальва отправились в старое «Каффе-Греко», где заказали сабайон. Грозы предыдущих дней сменились весенней жарой. Римлянки в легких юбках прогуливались на площади под вожделенными взглядами мужчин, сидевших за столиками на террасах. Базофон тоже был неравнодушен к этим трогательным и коварным существам, какие представляют из себя женщины. Мореше заменил их изучением древнего христианства, но кто способен понять тайные пружины человеческой личности, а тем более входящей в «Братство Иисуса»? Что касается Адриана, то все женщины, которых он ценил, и те немногие, которых любил, не смогли залечить рану, оставленную вечно юной Изианой не только в его сердце, но и в его уме.