Георгий Айдинов - Неотвратимость

Дни между тем стремительно набегали один на другой, а калитинская группа очень немного продвинулась вперед. И тут неожиданно объявился добровольный помощник в деле Матюшина. Он, этот помощник, позвонил сначала дежурному по угрозыску, от него попал в отдел Вазина, и уже потом его направили в калитинскую группу. Заявитель хотел встретиться с сотрудником угрозыска и просил срочно подъехать к нему в Измайловский парк. Он наотрез отказался назвать себя по телефону. Только сказал:

— Про «липового» капитана милиции разговор пойдет. Уверен, что это он. И все пока. Остальное — на месте. Подъедешь — машину оставь у аптеки, а сам кругом здания обойди. Понятно?

Выслушав предложения Павла насчет места встречи, отверг их:

— Стану ждать у автомата, напротив Центральной больницы. И все. Знаешь Измайловскую центральную больницу? — заявитель говорил с настолько явным восточным акцентом, что Павел как живого представил себе будущего собеседника: небольшой, черноволосый, обязательно с усиками и в кепке блином.

— Я буду в круглой лыжной шапочке с помпоном, — сразу опроверг заявитель представление, сложившееся у Павла. — А в руках — батон.

Заявитель оказался действительно небольшого роста молодым армянином, но на этом все догадки Павла исчерпывались. Тевадрос Ависович Арамян, работавший экономистом в районном управлении бытового обслуживания, произвел на Павла хорошее впечатление. Жизнерадостный, неглупый, только до невозможности словоохотливый.

— Павел, говоришь? Очень приятно. Меня Тодик друзья называют. А больше Су-спус. Это прозвали так из-за любимой приговорочки. По-русски «су-спус» означает «тише-потише». Что? Капитан? Будет и капитан. Знаешь здешнее оранжерейное хозяйство? Не знаешь? Напрасно. Самое крупное в Москве. При чем здесь цветы? На цветах, мой дорогой, сидит Моисей Бенцианович Аронов. Кто он такой? Во-первых, бухгалтер оранжерейного хозяйства. Во-вторых, мой сосед. В-третьих, как я полагаю, изрядный жулик. Изрядный, но хитрый. Ближе к делу? А ближе уже нельзя. Подошли вплотную.

Тодик сообщил Павлу, что несколько дней тому назад он встретил на троллейбусной остановке Моисея Бенциановича Аронова, который оживленно беседовал с видным черноволосым мужчиной. Нелюдимый, замкнутый этот бухгалтер, а тут разливался совсем как артист Брунов. И даже руками себе помогал. Заметить бухгалтер Тодика как будто бы не заметил. И вдруг этот высокий черноволосый заявляется сегодня к Аронову домой. Одет посетитель бухгалтера что твой иностранец — и пальто, и шляпа, и ботиночки вполне годились на выставку мод. Моисей Бенцианович — старый холостяк, живет один, но в гости к нему почти никогда никто не ходит. Гость же, как пришел утром в 10 часов — суббота же сегодня, «предвыходной выходной», на службу не надо торопиться, — так и не уходил до темноты. Ни чаю они не пили, не ели ничего, не выпивали.

— Моисей Бенцианович дома себе не готовит, мы знаем, и сейчас на кухню ни разу не вышел. Сидели в запертой комнате Аронова и если и разговаривали, то так тихо, что звука не доносилось. Прошу ответить: какие интересы могли быть у офицера милиции к Аронову? Никаких, — сам же и ответил себе Тодик. — Почему обязательно офицер милиции? И еще именно тот — «капитан»? Даже обидно слушать такие вопросы. Дорогой и очень уважаемый друг! Прошу иметь в виду, что перед тобой не шалтай-болтай какой-нибудь, а народный дружинник. Начнем с того, что я давно присматриваюсь к своему соседу. В какие, спрашивается, командировки по три-четыре раза в год может ездить бухгалтер оранжерейного хозяйства? Почему он из этих командировок возвращается как альпинист загорелый и раздобревший, как бывший Черчилль? Ага! Я, честно тебе скажу, считал сначала его обыкновенным спекулянтом на цветочном фронте. Тоже, если как следует дело поставить, может неплохой барыш дать. А? Неправильно, скажешь? То-то. Собирался даже в ОБХСС зайти, обратить внимание. А тут, в нашем отделении милиции, вчера как раз услыхал разговор насчет мнимого «капитана». Вот бывает: вчера услыхал, а сегодня этот капитан — все приметы до единой сходятся! — заходит, значит, к Аронову домой.

— Надо было бы нам сейчас же дать знать. Или в свое отделение сообщить.

— Хотел. Уже почти пошел звонить на улицу, потому что дома у нас нет телефона. А что, думаю, он, этот «капитан», как раз и смоется? Тем более что парадное у нас сквозное — и на улицу и на двор.

— И упустил?

— Упустил. Но он никуда не денется. Поверь, Павел, Аронов ему нужен, и он его не минует, придет, может, и сегодня еще. Я поэтому и далеко никуда не отлучаюсь.

— Спасибо, Тодик. Очень толковый дружинник из тебя получится. Но ты, наверное, и сам чувствуешь, что напрасно понадеялся на себя одного?

— Что говорить, когда нечего говорить. Пойдем, я тебе покажу лучше, где живу.

— Не надо, чтобы нас вместе лишний раз видели. Давай, я запишу адрес и твой служебный телефон.

— Пиши, дорогой, пиши. И еще тебе скажу, всегда меня можно вызвать, по срочности если, через дежурного в нашем отделении. Оно — сто шагов пройти только от нашего дома или двести какие-нибудь. А в отделении меня знают все. Спрашивай только не Арамяна, а Тодика.

— Ну, бывай. Сам понимаешь, если ты не ошибся, так меры кое-какие надо бы принять. Зайду в ваше отделение, позвоню своим.

— Подожди, пожалуйста. Одну еще минутку. Для тебя это все обыкновенная работа. А я сколько лет мечтал — теперь сбывается наяву: сам лично участвую в поиске не шакала какого-нибудь, воришки мелкого, а настоящего преступника. У меня к тебе есть один частный вопрос. Можно задавать? Задаю. Шпионы когда для маскировки переодеваются — согласен, бывает. Но раз уголовный розыск занимается «капитаном», значит большой жулик он. Так? Тогда переодевается зачем? Разве не легче, не менее заметно, если воровать без формы?

— Длинный разговор это, Тодик. Давай его перенесем. Возьмем «капитана» за воротник, разоблачим, и все тебе преподнесу как есть. А сейчас могу только сказать, что если на твоем пути оказался наш клиент, то личность он до крайности ушлая и вовсе не глупая. Так что никаких ложных шагов от него ждать не приходится. Учти. Будь здоров и удачлив. Мне надо отбыть.

— Сейчас. Ты слышал, конечно, нашу восточную легенду про календарь и человека? Не слышал? Тогда обязательно послушай. Совсем короткая, но абсолютно нужная. Правду говорю. Для понимания психологии «капитана» очень нужна.

Павел собрался было жестом остановить увлекшегося собеседника, но решил еще немного потерпеть: уж очень парень старался представить себя с выгодной стороны перед сотрудником из самого МУРа.

— Один волшебник захотел отблагодарить человека, оказавшего ему услугу. Захотел отблагодарить и подарил человеку замечательный отрывной календарь. Такой, какой и сейчас у нас. Но тот календарь, как и полагается волшебному, обладал удивительнейшим свойством. Можно было остановиться на любом — на любом, кроме последнего! — самом хорошем, самом удачном дне и на сколько хочешь продлить его: на неделю, месяц, год, десять лет, на всю жизнь, сделав ее бессмертной. И что ты думаешь? Человек, владевший чудо-календарем, в великом нетерпении один за одним оборвал его листки. Иногда он за один день умудрялся украсть у себя целую неделю, месяц. Все ему казалось, что новый день обязательно должен быть лучше. Так меньше чем за полгода человек растратил весь драгоценный календарь. И даже последний день жизни не дотянул до конца — открылось ему вдруг, как неразумно распорядился он доставшимся богатством, и руки на себя наложил.