Вячеслав Барковский - Русский транзит 2

Когда курсанты, завершив погрузку, отправились к себе в казарму, один из них, тот самый, который собирался было заступиться за себя и товарищей там, в сквере, качая головой, сказал:

— Эх, а я-то думал, адмирал — человек! А он — как все…

— Что как все? — спросил его товарищ. — Ворует, как все?

Юрьев увидел белого медведя — того самого, который до сих пор преследовал и мучил его во сне. Нет, конечно, тот, что был во сне, иной раз выглядел, как человек… Но Юрьев почему-то был уверен в том, что это именно его ночной преследователь, уже измучивший его. Странно было и то, что медведь всплыл как раз в том месте, где только что утонул Марсель — этот шекспировский злодей с тонкой улыбкой и дьявольски изощренным умом.

— Во, и табуретки здесь! — хрипло произнес адмирал, как и все остальные, до сих пор честно изображавший по-гоголевски немую сцену. — Резные!

Счастливчик тем временем усиленно тер затылок и удивленно смотрел то на резные табуретки, то на адмирала, подобно Счастливчику, чесавшего свое уже порядком облысевшее темя.

— Что вы хотите этим сказать, адмирал? — спросил Петенька подскакивая к адмиралу и чувствуя всеми своими нервными окончаниями, что вот-вот проснется и весь этот кошмар с мутагеном и грядущим Концом света рассеется с первыми лучами солнца, как дым.

— Ничего не хочу. Просто это мои табуретки.

— Как это ваши табуретки?

— А вот так: сам выжигал на них эти лютики.

— А медведь? — слабея всеми членами, тихо спросил Юрьев красного от возбуждения адмирала.

— И медведь мой. Чучело. Мичман один сделал в подарок на юбилей.

— Так, может, и контейнер тогда ваш? — тихо-тихо спросил Петенька, все еще боясь упустить такую удачу, такой счастливый случай, избавляющий человечество от скоропостижной и мучительной смерти.

— Выходит, мой… Погоди, парень. Там у меня еще кое-что плавучее было. — В этот момент на поверхность выскочили несколько оранжевых шаров. — О! Теперь точно мой!

— А что это, командир? — спросил Счастливчик, все шире улыбаясь своим щербатым ртом и шалея от радости, вдруг вплотную подступившей к его сердцу, совсем уже было впавшему в тяжкое уныние.

— Что-что… Буйки, паря. Не рыбак ты, парень, — сказал адмирал, глядя на щербатого Петеньку и сдержанно улыбаясь.

— Точно, дядя, не рыбак. Я просто очкарик! — Петенька подошел к Оксане Николаевне, до сих пор тихо стоявшей у водоема, и неожиданно крепко обнял ее. Ксюша, как хорошо! — сказал он, закрыв глаза.

— Где твои очки, Крестовский? — тихо прошептала Ксюша.

Петенька вытащил из кармана свои велосипеды и надел их.

— Теперь я вижу, что мир прекрасен! — сказал он и повернулся к Паше Колпинскому, о чем-то тихо беседовавшему с Юрьевым. — Ну, поделись с народом, спаситель, как ты здесь оказался?

— Как оказался… Я и сам не знаю. Ночью проснулся: чувствую кто-то сказал мне «Паша» и за плечо тронул. Вокруг — никого. Рядом только жена тихо дышит. Я опять лег, но заснуть не могу: все мысли какие-то страшные в голову лезут, все вертится в голове этот Красный Бор. Встал, оделся, вышел из дома. Тишина. Думаю, а что это я машину на стоянку не отогнал? Ну и поехал на стоянку… а приехал сюда. Шум двигателя услышал, и сам не знаю почему, побежал. Как раз успел: гляжу — Толик выстрелил и этот КамАЗ вдруг поехал… Я ведь и стрелять не хотел: не помню, как «пушка» в руке оказалась. Нет, не я его застрелил, кто-то через меня это сделал. Я бы не попал, — закончил сбивчивый рассказ Паша. — Ладно, вы меня не видели, я вас тоже. Поеду домой досыпать. Запомни, Петя, если что — у меня алиби: я всю ночь дома с женой спал, — сказал Паша и пошел куда-то в сторону дороги.

— Спасибо, Павлик! — крикнула ему вдогонку Оксана Николаевна.

— Не за что, — сказал Паша, обернувшись, — это моя работа. Ведь я же охранник!

— Не охранник, а хранитель. — Оксана Николаевна еще долго смотрела в ту сторону, куда ушел Паша Колпинский.

— Все, теперь — в порт! — скомандовал Крестовский. — На всякий случай поспешим.

— Теперь-то зачем спешить? — спросил Юрьев, ощущая в себе невероятную легкость.

— Все может быть. Как бы кто-нибудь еще не возжелал устроить нам всем Хиросиму или последний день Помпеи…

На заднем сидении спали, а бородач всю дорогу рассказывал о себе Счастливчику.

— Я ведь режиссер, а в прошлом литератор… Знаете, — он то и дело поворачивался к сосредоточенно борющемуся со сном Петеньке, словно проверяя, не спит ли тот, и улыбался, — то, что я делал прежде — такая ерунда, что даже говорить об этом стыдно. Я был мертв, то есть мне кажется, что я и не жил вовсе, хотя все в жизни имел… Но сегодня ночью я заново родился, родился тогда, когда этот КамАЗ поехал на меня, как раз в тот момент, когда понял, что меня сейчас не станет. И, знаете, мне не было страшно… Потом, когда все кончилось, я подумал, что смерть была явлена мне, чтобы я наконец родился. И вот теперь я родился. Я не хочу больше снимать кино, потому что кино — это иллюзия, за которой прячутся от жизни… А я хочу жить… — Он вновь посмотрел на Счастливчика, глаза которого уже затуманились смертельной усталостью. — Буду ли я теперь снимать кино? Нет, наверное, не буду. Хватит играть, хватит имитировать, все: надо жить! А, как вы считаете? — Бородач бросил беглый взгляд на Крестовского, который, открыв щербатый рот, спал как убитый.

Распрощавшись с бородачом у ворот порта, компания, за исключением адмирала, который проковылял в порт через проходную, кинулась к уже испытанной лазейке.

В пакгауз разгружалось какое-то судно. Несколько десятков морских контейнеров уже занимало его еще ночью пустовавшие площади.

Крестовский смотрел на контейнеры и все думал, как им теперь обнаружить тот самый, с мутагеном. Разгрузкой руководил один из портовых чиновников, тот самый, который помогал людоедке…

— Нам бы контейнер забрать. — Подошел к чиновнику Счастливчик.

— Кому это вам? — строго спросил чинов ник.

— Нам, адмиралу.

— А вы кто?

— Я-то? Грузчик, — ответил Петенька, нагловато глядя строгому чиновнику в глаза.

— А ну-ка, грузчик, живо за ворота!

— Это почему?

— А потому что сейчас милицию вызову, — сказал чиновник и схватил Счастливчика за рукав рубашки.

— Что у вас здесь? Отпустите его, это мой человек! — сказал подоспевший на подмогу адмирал. — Где мой контейнер?

— Ваша жена домой увезла! Кстати она здесь, ищет вас. Плачет! — сказал чиновник почти на ухо адмиралу. — Ей сообщили, что вас кто-то ранил и она приехала.

— Скорей, где она? — крикнул адмирал.

— Да вот же она!

Маленькая людоедка бежала навстречу адмиралу. Адмирал хотел что-то сказать, прежде чем людоедка приблизится к нему на расстояние вытянутой руки, но не успел: людоедка всплеснув руками, обняла его и зарыдала на истерзанной адмиральской груди.