Владимир Югов - Загадка мадам Лю

— Да, УПК регламентирует все действия сторон, их права и обязанности.

— Я — сторона?!

— Допустим. Вы были там, где убили человека. Вы часто бывали там? Вы имели какое-то отношение к убитой?

— Все это наговоры, вранье! — вскричал Соболев. — Я ничего не имел и не собирался иметь.

— Тогда о чем же вам беспокоиться?

— Откуда вы взяли, что я беспокоюсь? Я просто не хочу насмешек, грубости.

— Над вами никто не смеется.

— Вы считаете, что допрашиваете меня?

— Я считаю, что кое-что уясняю. Например, ваши знакомства с убитой. В какой они степени соответствуют, скажем так, приличиям?

— В какой они степени совпадают с уличными сплетнями?

— В какой они степени будут важны для следствия. Вы — не капризный ребенок… Я понимаю, вы томитесь неизвестностью… Вызвал следователь… Но поймите, речь идет об убийстве человека, которого вы, я это подчеркиваю, знали. Вы нередко встречались со своей соседкой. Это естественно. И тогда перед ее убийством вы могли видеть Ирину, быть у нее. Это право ваше. И ничего предосудительного в этом нет. Но убили человека! Вашу соседку. Разве это неважно? Разве это ничего для вас не значит?

— Нет, я понимаю. — Соболев уставился в стол — он был и в самом деле красив, и любая женщина не откажет ему в знакомстве, и, конечно, не откажет женщина, к которой он подбирал долго ключи… — Я понимаю… Но это задевает, как задевает всякий вопрос… Я скажу о себе… Я мнительный. Я, представьте, очень мнительный. Я болезненно переживаю и переживал всякую мелочь… Что касается убитой, то тогда я действительно приезжал. Приезжал. Тут может доказать любой. И это я хорошо представляю. У вас, следователей, все продуманно бывает. Смотришь фильмы, и у вас все это продуманно. Я же знаю, что вы вызвали не просто так. У вас продуманный план… Но помочь в чем-то я вам не могу. Все, что можно было сказать, я сказал. И ничего добавить не смогу. Видел. Да, видел. Не заходил. Да, не заходил. Разговаривал. Да, разговаривал. Но с бабкой.

Я помню похороны бабки Ирины. Скромные, тихие. Они были на второй день после моего приезда. Играла музыка. Шел впереди сын — бывший начальник шахты… Я видел в жидкой толпе, чуть поодаль, всех этих «розыскных» ребят, которые находились в цейтноте: еще два нераскрытых убийства. И они думали, наверное: здесь увидят и убийц, ибо убийцы приходят туда, где совершают преступление.

Полковник Сухонин подошел ко мне сам. Мне почему-то очень захотелось сфотографировать эту процессию. И я не жалел пленки. С тайной надеждой поймать в кадр эту загадочную женщину, по зову которой я прилетел снова сюда. Центральная газета заказала мне очерк на судебную тему. В редакции придумали заголовок: «Три убийства. Куда идем?» Смешной заголовок, невыразительный и глупый, как вся газета. И щелкал, щелкал я.

Полковник положил мне руку на плечо, будто призывая отдохнуть. Он сказал мне, что из газеты, где мне заказали материал, уже звонили и ему: с просьбой помочь организовать материал.

— Пожалуй, я снова вам дам старшего лейтенанта Васильева. Он теперь бьется за звездочку, старается. Вот-вот звездочка должна была прилететь… А тут вот какое дело…

И он кивнул на уже расходящуюся после похорон толпу.

— Да не стоит Васильева, — улыбнулся я. — Он мне и так лапши на уши навешал.

Сухонин тоже улыбнулся.

— Так звездочка-то тогда еще покатилась на погоны. Мы-то и не ожидали, что так все повернется… Я каюсь… Тогда раззвонили с этим «вором в законе»… Кстати, нашли тело… Похожее по приметам.

— «Вора в законе»?

— Его.

Я поглядел внимательно на полковника. Он высматривал кого-то. Наконец, увидел. Конечно, это был Васильев. Полковник поманил его к себе пальцем. — Тот рысцой прибежал.

— Ну вот что, будущий капитан! Чтобы материал о нас… В общем… тогда не являйся на совещание… Охраняй нашу журналистскую знаменитость. И помоги сделать приличный материал.

Первая моя запись. Я все будто запротоколировал тогда о Соболеве. Но, помню, лишь ушел в гостиницу, сразу позвонил по телефону полковник Сухонин.

— Ты записал все о Соболеве? — почему-то перешел на доверительное «ты».

— Да.

— Жена его жалуется на тебя. Сейчас мне позвонили из горкома. Слушай, мужик, почему ты имеешь к нему такие большие претензии? Убит же человек… И вообще, все там не так. Ну кто из нас не поглядит на то, что плохо лежит?

— У меня все так, как в протоколе. А в другом… Если каждый будет слишком хотеть, всех наших девчонок проститутками можно сделать.

Сижу теперь перед подполковником. Он только что получил от Сухонина втык: загнал этого Соболева в угол! Прятаться стал. А в темноте они его, ха-ха, — трах!.. О мертвых или хорошо или ничего? Но он же, Соболев, и есть главный виновник!

…Ирину Соболев обхаживал долго, — говорит, уткнувшись в бумаги, подполковник. — И он ее не упустил. Он притворялся долго и всегда томно глядел ей вслед. И однажды она обернулась. А он глядел. Но никогда он не заигрывал, как с другими. Он понимал, как надо вести себя с ней. И все делал правильно, расчетливо. Он не оглядывал ее жадно. Всегда — мимоходом. Она знала, что этот , глядящий ей вслед, сменил ее отца. Шахта? Ей было все это безразлично. Но, наверное, смена руководства повлияла на нее. Смена, принесшая ее отцу небольшую всего пенсию. По крайней мере, убыток в деньгах. Потому что отец, будучи начальником шахты, нередко приносил ей лишние деньги. Деньги были немалые, теперь это кончилось. Она, то есть убитая, любила одеваться. Все же знают, для чего в магазин этот поступила. Только все лучшее — для нее. И чтобы — только у нее…

— А ты как догадался, что Соболева убили? — Вдруг спросил меня подполковник.

— Догадался.

— Бабка как-то сказала, что Соболев многое не досказывал. — Он не был похож на себя, этот подполковник: бубнил, недовольно щерился. — И, видишь, поплатилась жизнью. Кому-то не понравилось, что она решила дальше копаться.

— Отпустишь Ледика теперь? — Раз он говорит «ты», и я — «ты».

— Держи в обе руки.

— Чего?

— Боюсь. Убьют. Они же, непосредственно причастные к убийству, знают, что он обо всем догадывается. Потому не оставят его в живых… Что-то, братишка, в нашем царстве-государстве жареным пахнет. Я и сам, убей, запутался.

— Новая обстановка. Раньше по указаниям раскрывал, — съязвил я.

— Не шути. Видишь, — постучал по седой голове, — не даром.

— Я знаю — кто?

Он встряхнул седой головой и ухмыльнулся:

— Не думаю.

— Но ведь отгадал два раза, кого убьют!

— Так не бывает в третий раз.

— Бывает.

— Не скажу. Если ты скажешь другим сейчас, я тебя, может, уважать стану. На пользу борьбы с всемогущими будет. — Ухмыльнулся. — Но побоюсь за тебя. Где-нибудь не там ляпнешь. И они тебя…