Йоханнес Зиммель - Ответ знает только ветер

— Сегодня под вечер я съездила на Антибскую улицу, купила этот стенной шкафчик и сама его повесила. Ты, наверное еще не знаешь, а ведь я все умею.

Я открыл шкафчик и обнаружил в нем мою электробритву, туалетную воду и кое-какие лекарства.

— Раздевайся и садись, — скомандовала она. — Я принесу шампунь. — Она убежала, а я разделся до трусов и сел на скамеечку перед раковиной. Анжела вернулась, принялась мыть мне волосы и массировать голову. Это было так приятно! Под конец она сказала: — Не пугайся! Сейчас я сполосну волосы ледяной водой!

Конечно, я вздрогнул.

— Зато волосы будут красиво блестеть, — заявила Анжела. Она долго вытирала волосы махровым полотенцем, потом щеткой зачесала их назад, особенно тщательно по бокам.

— С боков надо бы их еще отрастить, — сказала она, критически осмотрев результаты. — У тебя типично прусская стрижка. С боков волосы должны быть намного длиннее, чтобы хорошо лежали, когда их зачесываешь назад. Обрати на это внимание, когда пойдешь стричься. Не разрешай стричь волосы с боков! Да и пробора тебе не нужно. Без него ты гораздо лучше смотришься. Но в парикмахерской, где бы она ни была, обязательно помни, что я сказала. Ни в коем случае…

— …не стричь волосы с боков, — закончил я ее фразу. — Ни за что не забуду.

Потом она повязала мне голову сеточкой. А когда я поднялся, гордо показала рукой на два пластмассовых крючка, на которых висели мои халат и пижама.

— Эти крючки я тоже сама приделала. А теперь пойдем сушить волосы! — Она повела меня в зимний сад и вытащила там из какого-то угла электрический фен, усадила меня на стул, нахлобучила на волосы колпак, включила фен, и горячий воздух с шумом заструился вокруг моей головы. Анжела раскраснелась. Она сидела передо мной и курила сигарету.

Отель «Австрия» — очень маленький, ветхий и служит, вероятно, временным пристанищем для людей с сомнительной репутацией. Мадам Берни назначила нам прием на четыре часа пополудни, и мы приехали минута в минуту, но у мадам Берни в номере еще были клиенты, как сказал нам портье. Все в этой гостинице было ущербным и тесным, мы с Анжелой сидели в ожидании в какой-то каморке, где воздух был спертый и затхлый. Я попробовал было открыть окно, но щеколду заело. У меня разболелась голова. В этот день парило, толстая муха с жужжанием неотступно билась о стекло. Я все больше нервничал и, чтобы успокоиться, вышел в коридор и спросил портье, не может ли он принести нам чего-нибудь выпить. Он согласился, и я заказал пиво. Портье принес две бутылки пива и наполнил стаканы. Пиво было теплое. Я хотел уже поднять шум, но Анжела покачала головой, так что я махнул на это дело рукой, и пиво осталось нетронутым. Я начал обливаться потом. Головная боль усилилась. Анжела сняла с пальца обручальное кольцо и спрятала его в сумочку.

— Не нужно ничего подсказывать ясновидице, — сказала она вполне серьезно.

Наконец в половине пятого в старом расшатанном лифте в холл спустилась парочка. Я-то подумал, что они тут переспали, но оказалось, что это и были клиенты мадам Берни, поскольку портье сказал, что теперь можно подняться к ней в номер. Он повез нас в трясущейся и дребезжащей деревянной кабине лифта, огражденного черной железной решеткой, на четвертый этаж и проводил до комнаты, которую сняла мадам Берни. В комнате стояла жара, а воздух и здесь был спертый. На кровати возлежала огромная кошка янтарной масти. Мадам Берни сидела за овальным столом посреди комнаты. Она оказалась толстухой откровенно мещанского вида. На столе перед ней лежал хрустальный шар, а также много карточных колод. Мы с Анжелой сели рядом друг с другом визави мадам Берни.

— Нельзя называть меня прорицательницей, — начала она. — А все это делают. Но я не прорицательница. Я медиум. В детстве у меня было воспаление мозговой оболочки, из-за этого я плохо училась в школе и всегда была последней ученицей в классе. Наконец меня обследовал врач-невропатолог, потому что я постоянно жаловалась на голову. Невропатолог сказал моей матушке, что я — медиум и на всю жизнь им и останусь. Для медиума не имеет значения, сколько ему лет. Мне сейчас восемьдесят шесть. Разве вы могли бы подумать?

— Никогда, — решительно заявила Анжела.

— То, что я делаю, требует большого напряжения, — продолжала мадам Берни. — Поэтому я не могу принимать больше четырех клиентов в день. Вы последние. Когда мы закончим, я должна буду на часик прилечь. — Она провела пальцами вдоль висков. Мы не назвали ей своих имен и не сказали, кем друг другу приходимся. — Сначала я займусь мсье, — сказала она. — Положите, пожалуйста, на стол вашу руку. — Я выполнил это требование, а она закрыла глаза и быстро провела своей рукой по моей. Я увидел, как на ее висках начали пульсировать жилки. Глаза ее и в дальнейшем были большей частью закрыты.

— Мсье, вы не из здешних мест, — сказала мадам Берни. — Но вы останетесь здесь. Навсегда.

— Когда? — спросила Анжела дрожащим от волнения голосом.

— Прошу вас! — поморщилась мадам Берни. Но все же ответила на вопрос: — Еще в этом году. Но вы не свободны, мсье… Я вижу какую-то женщину в далеком городе… Ведь вы женаты, верно?

— Да.

Янтарная кошка замурлыкала. Снизу глухо донесся рокот уличного движения с бульвара Карно.

— Но вы оставили свою жену… И никогда к ней не вернетесь… И никогда ее больше не увидите…

Я взглянул на Анжелу. Она казалась совершенно зачарованной и вряд ли даже заметила мой взгляд. Она просто ела глазами ясновидицу, которая довольно монотонно продолжала:

— Нет, никогда вы больше не увидите свою жену… Есть другая женщина, рядом с вами… Эта женщина любит вас, и вы ее любите… Вы будете вместе… да… вместе… — Она запнулась. Я заметил, что ее ногти посинели. Это произвело на меня большое впечатление. Мадам Берни с трудом выдавила:

— Ничто не сможет вас с ней разлучить… Я вижу очень много денег…

«Ну и ну», — подумал я.

— Да-да, вы получите очень много денег за какое-то дело…

— За какое именно?

— Оно покрыто мраком, я не могу его разглядеть… Я так стараюсь… — Жилки на ее висках бились сильнее, чем прежде, а ногти стали почти черными. — Я вижу силуэты… мертвых тел… Убитые… И рядом много денег, много денег для вас, мсье… Я вижу белые халаты… Очень много белых халатов… В этом году умрет один человек, и это даст вам возможность соединиться со своей возлюбленной… Так соединиться, что никто и ничто не сможет вас больше разлучить… Я вижу счастье, очень большое счастье… И дождь… сильный дождь… И кладбище… Не могу его разглядеть, слишком сильный дождь… Кого-то хоронят… А вот и вы, мсье, под дождем…

— И все это произойдет еще в этом году? — спросил я и подумал, что Карин — вполне здоровая женщина, неужели с нее станется покончить с собой? Нет, это не Карин. Умирают ли от ампутации? Но ведь по ее словам выходит, что я должен быть свободен и счастлив после этой смерти! Значит, умру не я и не Анжела.