Сергей Протасов - Катастрофа

Каждый вечер после работы, позвонив жене, расспросив о том, что было за день, и пожелав спокойной ночи, Игорь Владимирович доставал французский коньяк и напивался, полагая, что так наказывает себя. Из его глаз текли пьяные слезы, он шептал слова и раскаяния, и любви, глядя в стену перед собой. Раньше он думал, что все находится в его руках. Так быстро место гордости занимает осознание своей ничтожности.

Жена оказалась сильнее него и даже сильнее своей болезни. Она воспринимала приближающуюся, неотвратимую и скорую смерть как технический переход в другой мир. Как продолжение жизни, но в каком-то неизвестном ей пока, измененном виде. Словно она продолжит наблюдать за любимыми людьми откуда-то со стороны, возможно с неба, хотя так буквально религиозные догмы она не воспринимала. Держала себя ровно, с пониманием принимала процедуры и болеутоляющие, старалась успокоить родных, настраивалась на операцию.

Дети выросли и стали самостоятельными, так что свою миссию она считала выполненной и ожидала теперь ухода, проводя время за чтением религиозной литературы. Это ее спокойствие совсем добивало Дмитриева. Он словно больше не был частью ее жизни. А был ли раньше? Тем временем она медленно угасала, а вместе с ней угасал и он.

Конец сентября в этом году радовал ясной и аномально теплой погодой. С понедельника синоптики обещали похолодание и возвращение к климатическим нормам, но сегодня просто лето.

Чета Талинских в воскресенье на автобусе ехала на дачу к школьному приятелю Германа. Это был один из двух людей, кого он мог с некоторой натяжкой назвать другом. Они решили, что на автобусе в последний раз – и следующая поездка будет уже на автомобиле. Герман получил вчера первую, невероятно огромную, зарплату, и тучи разошлись, засверкало солнце, и, как утверждал тесть, еще и грибы полезли с нечеловеческой силой. Они ехали сидя вдвоем у окошка, каждый в своих наушниках, и улыбались друг другу, дороге, погожему дню и пассажирам. Они были счастливы.

«Как же хорошо на душе, – думала Таня. – Красиво. Кое-где деревья уже окрасились „в багрец и золото“, прохладно и солнечно. Обожаю такую погоду». Душа ее последние дни ликовала и пела негромким, но несмолкающим голосом – Герман принес огромную кучу денег и обещал приносить вскоре еще больше. К сожалению, в связи с секретностью его работы они стали меньше разговаривать, и она уже не вполне понимала его. Чем он живет и что его тревожит или радует? Но он оставался таким же внимательным и нежным, и она чувствовала себя счастливой. Мир вокруг искрился самыми яркими цветами, ужас вечного безденежья вдруг отступил и растворился, словно его и не было. Грустные женские песни любимого ею Стаса Михайлова только подчеркивали состояние обретенной с недавнего времени постоянной радости, которой не было конца.

У нее появилось много свободного времени. Хотелось жить и очень хотелось ребенка. Одна из одноклассниц Татьяны недавно выложила фото с дочерью в соцсети. Под фото подпись: «Знакомьтесь, это Даша! Вест 3780, рост 52. Я счастлива!!! 10 марта». На изображении смешные круглые глаза малютки и светящиеся трогательной нежностью, умилением и счастьем глаза матери. Выражение этих глаз с искоркой преследовало теперь Таню постоянно, и ее новый, окрашенный нежным розовым светом мир нуждался теперь в ее ребенке. В чудесной девочке, которая внесет гармонию в Танину душу, наполнит ее существование тем особым смыслом, который известен только женщине.

Ей уже казалось, что финансовое благополучие наступило как бы само собой, и оно не могло не наступить, потому что хочется, пора, невозможно больше жить без ребенка. Она представляла себе постоянно шевелящуюся и пищащую, очаровательную кроху, связанную с ней необъяснимой связью, ради которой хочется пожертвовать всем. Той связью, которая только и может быть смыслом жизни и объяснением всего. Как она прикладывает ее к груди, купает, пеленает, смотрит на нее с бесконечной нежностью. Как она покупает ей самые качественные, красивые и дорогие вещи. Сейчас все можно купить, были бы деньги. В современной нарядной коляске выгуливает дочь в своем дворе, и знакомые женщины с завистью провожают ее взглядом. И это всё возможно, нужно только поговорить с Германом, а он хороший, он обязательно согласится.

Она оторвалась от окна и посмотрела на Германа своими огромными лучистыми зелеными глазищами. «Ты же, конечно, будешь только рад, любимый?» – беззвучно спрашивала она его. Герман перехватил этот взгляд и подумал: «Какая же она красивая! Столько в ее взгляде благодарности. Понимает, как непросто дается наше сегодняшнее благополучие. Это нервы, огромный труд и, наверное, все-таки способности. Она верила в меня, и всё начинает сбываться. Мой нежный ангел-хранитель! Она очень красивая. Были бы мы дома, я бы отвел ее в спальню…» Он ощутил сильное желание и игриво подмигнул ей. Мол, понимаю, вот приедем на дачу – и тогда!.. Они оба сидели в наушниках, и у каждого в голове звучала своя музыка.

Напротив молодых на диванчике две бабушки не умолкая говорили друг с другом с самого начала поездки, то есть больше сорока минут. Лица обеих выражали искренний интерес. Говорила больше женщина с невероятного цвета, смесь алого и багрового, короткими волосами, завитыми на лбу. Ее собеседница была в бейсболке, из-под которой топорщились непослушные, черные как смоль и тоже короткие, волосы, и бусах с крупными, размером с перепелиное яйцо, бусинами. Обе были в спортивных костюмах, ярко накрашены и выглядели, как и положено выглядеть активным женщинам за шестьдесят, – умопомрачительно.

«Я всегда был уверен, что необходимость круглосуточно выглядеть модно – это от неуверенности в себе, – поймал себя на мысли Герман, разглядывая забавных старушек. – По-настоящему цельному человеку, полностью поглощенному своим делом, нет смысла модничать, да и сил на это не должно оставаться. Я видел такие экземпляры среди ученых университета. Неопрятный профессор, неопрятностью только подчеркивая свою гениальность, удивляет коллег и студентов нестандартными решениями и новыми пятнами на пиджаке, но пользуется при этом непререкаемым авторитетом и уважением. Нет разницы, в чем ты сделал великое открытие – в трениках или во фраке. Видимо, с возрастом приходит мудрость, и человек очищается от всего лишнего и от комплексов, приближаясь к совершенству, – усмехнулся он сам себе. – И эти две леди – доказательство тому, что чем дальше человек уходит от совершенства в обывательском представлении, тем ближе он к нему в категориях духовных».

«Я вышел – духовный, а вернулся – мирской, и мог бы пропасть, ан нет – не пропал», – пропело в его наушниках. Герману стало любопытно, о чем же эти леди так увлеченно говорят, и он снял наушники.