Лорел Гамильтон - Арлекин

Ее сила ударила в нас, вбиваясь, будто эмоции могли стать ураганом и разметать нас по сторонам. Будто наши души и сердца вдруг вскрыли и выставили на всеобщее обозрение, давая нам увидеть, что мы на самом деле чувствуем. Большинство из нас старается скрыть этот свет в глубине себя. Внезапно, Жан-Клод, Дамиан, Натаниэл, Ашер и я оказались в самом эпицентре такого света, ярчайшего в мире.

Коломбина специализировалась на сомнениях и боли, но Джованни, ее человек-слуга, предоставил ей более широкий спектр возможностей. Потеря, тот удушающий импульс потери, когда вы чувствуете, что вот-вот умрете вслед за тем, кого уже похоронили. Она знала, что у каждого из нас были такие потери, и она заставила нас переживать из снова и снова. Но это были не только потери каждого из нас в отдельности, Жан-Клод связал нас в единый организм, и вместо боли от своей личной потери, мы переживали боль друг друга. Я слышала крик Джулианы, когда огонь поглощал ее. Я слышала, как выкрикивал ее имя Жан-Клод, узнав, что она умерла. Ашер закричал от этого воспоминания, и Жан-Клод присоединился к нему. Мы стояли перед остывшим костром, перед холодным пеплом, и знали, что это все, что осталось от женщины, которая была нашим сердцем. Дамиан вновь видел, как сгорает его брат. Его крики окружали нас. Дамиан упал на колени, как от удара. Мы снова были маленькими, а Николас умирал. Бейсбольная бита опустилась в ударе с влажным, отвратительным звуком. Он упал на пол недалеко от нас. Все кругом было залито кровью. Николас прошептал: «Беги, Натти, беги!». Натаниэл закричал «Нет!» здесь и сейчас.

Когда он был ребенком, он убежал. Он поднял свое лицо, лицо далеко не ребенка, и сказал:

–Я не стану убегать.

Я изучала его глаза, эти лавандовые глаза, они были настоящими, без тени боли от потери и смерти. Слезы заливали его лицо, когда он прошептал:

–Я не стану убегать.

Мне снова было восемь, и мой отец собирался сказать те самые слова, которые перевернули всю мою жизнь. Моя мать была мертва. Но я не убежала тогда. Натаниэл бежал потому, что его старший брат сказал ему убегать, но он был не намного его старше. В моем случае это был мой отец, сообщивший мне о потере. Я не сбежала. Я была не в себе тогда, но не убежала, и не стала бы убегать сейчас.

Вдруг я обрела дар речи и сказала:

–Мы не станем убегать.

Натаниэл покачал головой, все еще плача.

–Нет, не станем.

Жан-Клод и Ашер наклонились к Дамиану, сидевшему на полу под гнетом своего горя. Никого больше не было вокруг нас на сцене. Охрана, и даже Ричард поспешили отойти подальше. Он сбежал от нас, от ужаса и веса этого горя. Сбежал к ним, потому что их это не задело. Я думаю, что теперь у меня был повод для обвинений, но высказывать я их ему буду потом. Возможно, позже он сам себя обвинит.

Я уловила движение в проходе возле нас. Мика стоял ближе всего и был единственным достаточно храбрым и глупым, чтобы приблизиться к эмоциональной ядерной бомбе, которой мы стали. И тут я увидела движение за спиной у Мики. Эдуард был там. И самое удивительное, возле него стоял Олаф.

Натаниэл коснулся моей руки. Он улыбался, со слезами, еще не успевшими высохнуть на его лице, он все равно улыбался. Это сдавило мое сердце, но не так, как это бывает от душевной боли, а как бывает, когда кого-то любишь и вдруг открываешь в нем новые стороны. Любовь, настоящая любовь, побеждающая любую боль. Это захлестнуло меня, как теплый ветер жизни, любовь, разжигающая пламя от искры. Это ворвалось в цепочку, связывающую меня, Натаниэла и остальных мужчин. Любовь, любовь заставила их поднять свои лица к нам, посмотреть на нас. Любовь заставила нас опуститься за ними к нашим ногам, наши любящие руки помогли им подняться, помогли высушить их слезы. Мы наконец-то стояли на своих ногам, может быть и не очень устойчиво, но все таки стояли, и тут мы повернулись к Коломбине и Джованни.

–Любовь может победить все это? - спросила она с презрением.

–Нет, не все, - ответила я, - только вас.

–Я еще не побеждена. - Свет кругом погас, будто кто-то огромный поглотил его. Церковь наполнилась сумерками, мягкой тьмой, расползавшейся от Арлекина по сцене.

–Что это? - спросил Мика. Он уже стоял около самой сцены.

Жан-Клод, Ашер и Дамиан выдохнули хором:

–Мать Всей Тьмы.

Натаниэл и я сказали:

–Marmee Noir.

Та, которую мы называли Матерью Всех Вампиров, была чертовски опасна, как ни назови.

Вампиры из числа прихожан испуганно кинулись к дальним дверям. Будто даже подопечные Малькома ясно осознавали, кто к нам пожаловал. Их крики дали мне понять, что двери открыть не удалось. Думаю, мне не стоило удивляться, ведь Королева Всей Тьмы пришла, чтобы поглотить нас. Что значит запереть одну дверь в сравнении с тем, на что она была способна?

Мика вспрыгнул на сцену плавным движением, которое лишний раз напоминало о том, что мускулатура леопарда создана для изящества. Он коснулся моей руки, и чувство, которое мы призвали нам на помощь, хлынуло к нему теплой волной. Он не был ни чьим слугой, не был ни чьим Мастером, но волна любви распространилась и на него.

Жан-Клод смотрел на нас со слезами, все еще стекавшими по его щекам розовыми дорожками.

–Вы любите его.

Даже под влиянием всех тех положительных эмоций я нахмурилась его словам и ответила:

–Да, это так.

Жан-Клод покачал головой.

–Я хочу сказать, ma petite, что твоя любовь к нему…

Он сделал приглашающий жест рукой и открыл мне свой разум. За ту долю секунды, пока это происходило, он успел мне показать, что на этом чувстве, которое я испытывала к Мике, он мог кормиться, он мог питаться энергией этой эмоции. Будто способности по линии Бель Морте нашли себе новое обоснование. Она и ее вампиры всегда умели воспользоваться эмоциями, связанными с похотью и любовью, но никто и никогда не умел питаться любовью так же, как ardeur питался желанием. Это было похоже на прорыв в науке или технике. Вы отталкиваетесь от того, что уже имеете, и вдруг понимаете, что можете совершить прыжок далеко вперед. Любовь, любовь была силой более, чем в метафизическом смысле.

–Любовью ее не победить. - Это Ричард решил высказаться. Он вернулся на сцену.

Я посмотрела на него и не была уверена, что хочу, чтобы он ко мне сейчас прикасался. Распространится ли эта любовь и на него или нет? Или же он, наконец, смог сделать мне достаточно больно, чтобы убить мои чувства к нему? Если это действительно так, то он был сейчас совершенно бесполезен. Он мог сделать мне больно, разрушить это новое волшебное чувство.

–Вам нужен будет волк, как в прошлый раз, - сказал он.

Он был прав, но… Он протянул мне свою руку.

Полумрак поднялся и опал вокруг нас, будто сама Церковь вздохнула. Ричард коснулся меня, плотно обхватив мою ладонь. Его рука была теплой на моей. Это был все тот же Ричард, каждый великолепный дюйм его существа, но сила не перешла от моей руки к нему. Он стоял там, держа меня за руку, но от этого прикосновения ничего не происходило. Никогда еще не было такого, чтобы он коснулся меня, и я бы не среагировала. Другие мужчины, даже Дамиан, излучали нежность за мой спиной, но Ричард вызывал в моем сердце только холод.