Ирса Сигурдардоттир - Расплата

– Неужели? – Хюльдар помолчал. – Что ж, надеюсь, мы выясним это, когда поговорим с ней. Как думаете?

– Не знаю. Меня это не колышет.

– Ладно. Давайте на этом остановимся. Вернемся к вашему деду. Вы ведь последний, кто видел его живым?

– Я видел его в тот день, когда он умер. Но я понятия не имею, видел его кто-то после меня или нет.

– Вы продавали туалетную бумагу, чтобы заработать денег?

– Да. Типа того.

– Можете вспомнить, на что собирали деньги?

– Нет, это ж было чертовски давно… На что-то, связанное со школой. Не помню, что именно. Может, на поездку…

– Неужели? – Хюльдар изобразил преувеличенное удивление. – Так вот, мы навели справки в вашей школе, и выяснилось, что у них уже много лет действует правило, согласно которому ученикам не позволяется заниматься фандрайзингом. Странно, да? Подумайте; может быть, дадите другой ответ… Как видите, полиция не сидела сложа руки.

– Нет. Я же сказал, что не помню. Должно быть, на что-то еще.

– Да, может быть. – Хюльдар медленно кивнул. Трёстюр смотрел на него как ни в чем не бывало, но в конце концов все же опустил глаза. – В ночь на среду гроб вашего деда выкопали из могилы на кладбище в Хапнарфьёрдюре. Вы имеете к этому какое-то отношение?

– Нет, – быстро ответил Трёстюр, не выказав ни намека на удивление, хотя известие должно было стать для него новостью.

– Произошло это вечером того же дня, когда ваша мать взяла в аренду «Универсал». – Трёстюр промолчал, и Хюльдар продолжил: – Смотрю, вы не удивлены. Не знаю, что бы чувствовал я, если б это был мой дедушка. Наверное, захотел бы узнать больше. Или вы уже слышали об этом раньше?

На этот раз Трёстюр подумал перед ответом.

– Да.

– Где?

– Не помню.

– Для молодого человека вы поразительно забывчивы. – Хюльдар не спускал глаз с Трёстюра. – У меня сложилось впечатление, что вы не питали теплых чувств к своему деду.

Трёстюр вскинул голову, и его глаза полыхнули злостью.

– Во-первых, он не был мне дедушкой. Он был отчимом моего так называемого отца. И, насколько мне известно, если тебе кто-то не нравится, это еще не преступление. Что, арестуете меня за это?

– Нет. Если я вас арестую, то за что-нибудь более серьезное. – Хюльдар немного расслабился. – Но мне вот что интересно. Почему вы, когда попытались продать… что там было?.. да, туалетную бумагу – обратились именно к нему, хотя он вам не нравился?

– Ты что, тупой? – Трёстюр успокоился, к нему вернулась привычная бравада. – Думаете, продавцу обязательно любить своих клиентов? Я связался с ним, потому что знал: он будет покупать. Вот и всё. Вам, свиньям, что, заняться больше нечем, кроме как копаться в засохшем дерьме?

Фрейя внимательно наблюдала за Хюльдаром, ожидая его реакции, но детектив как будто пропустил оскорбления мимо ушей. Возможно, для полицейских такое было делом привычным. Когда он заговорил снова, голос его звучал спокойно и естественно.

– Полегче, мальчик.

– Я не мальчик.

– Нет? Тогда и веди себя соответственно.

Секунду-другую все молчали. Как несправедливо, подумала Фрейя. Трёстюр не родился каким-то злодеем, и если был связан с этими преступлениями, то из-за того, что с ним случилось. Проживи он нормальное детство, не сидел бы сейчас здесь. Ей не терпелось выбраться из этой тесной, давящей комнаты, вернуться домой, хлопнуться на продавленную софу и посмотреть фильм с большой чашкой попкорна в руках. Предпочтительнее, такой фильм, в котором плохие парни понесут заслуженное наказание, а их жертвы выйдут из всех передряг без единой царапины.

– Вернемся к письму, которое вы положили во временную капсулу. У вас было достаточно времени вспомнить все сопутствовавшие этому обстоятельства. Мне хотелось бы услышать, что подтолкнуло вас написать то письмо, и кого вы обозначили перечисленными в нем инициалами.

Трёстюр сидел неподвижно, как статуя, стиснув зубы, как недавно Хюльдар.

– Я уже говорил, что не помню.

– Не помните? Ну конечно нет. Тогда послушайте, что мы об этом думаем. Мы считаем, что БТ означает Бенедикта Тофта, К – Кольбейна Рагнарссона, а ЙЙ – Йоуна Йоунссона. Бенедикт убит, Кольбейн пропал без вести, ваш отец, Йоун, – тоже. Ситуация изменилась, и теперь дело выглядит гораздо серьезнее, чем при нашей последней встрече. Так что прошу вас прекратить дурачиться и сказать, кто стоит за инициалами ПВ, С и Э. Нам необходимо найти этих людей.

Срочно.

Трёстюр упрямо молчал, и Фрейя, глядя на него, пыталась представить, что происходит в его голове. Ни на секунду она не могла поверить, что он не помнил содержания письма, а его реакция выдавала тот факт, что он скрывал что-то. Но что? Глядя на этого болезненно худощавого молодого человека в панковских джинсах, трудно было поверить, что он физически способен убить нескольких человек, хотя, конечно, размеры и физическая форма решают не всё.

Было бы, конечно, легче, если б все склонные к насилию люди были в чем-то похожи. Размышления вернули ее к исходной мысли: дети не рождаются плохими – ни Трёстюр, ни кто-либо еще.

– Отвечайте на вопрос.

– Я не помню, о чем тогда думал. С тех пор прошло десять лет. Вы помните свои школьные работы десятилетней давности? И вообще, какого черта я здесь делаю?

– Вы приглашены для интервью в рамках уголовного расследования. Вы и ваша семья связаны с этим делом множеством нитей. Вы влипли по-крупному и так легко не отделаетесь. Слышите, что я говорю?

– Мы всё, закончили? Я могу идти? – Трёстюр обратился к Фрейе.

– Нет, не можете. И мы еще не закончили. Смотрите на меня, когда я с вами разговариваю.

Сердитый тон и строгие указания Хюльдара не произвели на парня ни малейшего впечатления. Он смотрел на Фрейю, а ей ничего не оставалось, как изображать безразличие в ответ на злобную ухмылку Трёстюра.

Хюльдар предпринял еще один заход.

– Ладно. Пусть будет по-вашему. Надеюсь, когда мы встретимся в следующий раз, вы будете под арестом. Прямо сейчас эксперты работают с арендованным «Универсалом». И если обнаружится, что в машине побывали вы, Бенедикт, Кольбейн или даже только гроб, ни один судья не откажется подписать ордер на арест. И не только для вас, но и для вашей матери. А может быть, и сестры.

Судя по тому, как дернулась у Трёстюра щека, слова полицейского достигли цели.

– Дело нешуточное, и если вы продолжите упорствовать и запираться, нам придется сделать вывод, что вам есть что скрывать. – Хюльдар взял паузу, чтобы припугнуть сердитым взглядом молодого человека, который из последних сил притворялся, что речь идет не о нем. – Объясните мне, что означают татуировки у вас на руках?

– Ничего. И вас это никак не касается.

– Ultio dulcis . Разве это не переводится как «Месть сладка»?