Эбигейл Дин - Девушка А

Сейчас она распахнула дверь передо мной и сразу же обняла.

— Ваша мама, — сказала она. — Господи, мне так жаль…

— Не стоит, правда.

— Вам всем, должно быть, очень непросто сейчас. — И Ана тут же просияла, покончив с соболезнованиями. — Итан в саду, идем-идем. Он уже откупорил вино, хоть я и просила его подождать. Лекс, ты выглядишь так, как будто неделю не спала.

Через отделанный деревом холл, мимо мастерско́й Аны, мимо гостиной мы прошли прямо в кухню, из которой в сад вела двухстворчатая дверь. Сквозь нее и окна на крыше вплывал внутрь летний вечер. Родители Аны оплатили перепланировку — сделали им такой подарок по случаю помолвки.

Гораций, пес Итана, примчался поздороваться со мной. Сам же Итан сидел снаружи, спиной к дому.

— Привет, Лекс, — поздоровался он.

Солнце уже клонилось к горизонту, и все, что я смогла различить, — копну белых волос. Его можно было принять за любого из нас.

Последний раз мы с Итаном виделись в Лондоне, полгода назад, когда он пригласил меня на заседание круглого стола в Королевской академии. «Образование и вдохновение: как учить юных художников», — звучала тема дискуссии, и Итан был председателем этого мероприятия. После наших с Девлин посиделок я опоздала, и соваться в аудиторию, пожалуй, уже не имело смысла — я решила подождать его в баре. На каждом столике лежала пачка листовок с рекламой заседания: на одной стороне рисунок — двое детей, входящих в океан, на другой — сведения о докладчиках.

Итан Чарльз Грейси — директор Школы Уэсли в Оксфорде. Школа с яркой историей, она отличается выдающимися достижениями и имеет ряд признанных инноваций в области искусства в разных возрастных группах. На момент своего назначения Итан стал самым молодым старшим преподавателем Великобритании. Он является членом совета нескольких благотворительных организаций графства Оксфордшир; члены правительства обращаются к нему за консультациями по вопросам, касающимся образовательных реформ; кроме того, он читает лекции и ведет международные семинары о своем личном опыте преодоления психологической травмы.

Я заказала себе еще выпить. Двери распахнулись, и из аудитории вывалилась гомонящая толпа. Итан вышел одним из последних, беседуя с двумя джентльменами в костюмах и с леди, у которой на шее висел бейджик. Он поймал мой взгляд, и на его лице, как и положено, появилась улыбка; остальные в мою сторону даже не взглянули.

Перекинув плотный пиджак через руку, он говорил о чем-то забавном и явно подходил к кульминации — перевернул ладони вверх, словно готовясь поймать смех слушателей. Когда Итан что-нибудь рассказывал, он делал это в точности как наш Отец — так же убедительно, пропуская историю через всего себя: через каждую жилу, каждый мускул, — но его глаза и губы при этом оставались безучастными, как будто на уровне шеи контакт с телом прерывался.

Вокруг, там, куда не падал его взгляд, его ожидали люди, желавшие поговорить. Я уселась поудобнее. Придется подождать и мне.

Спустя полчаса и три выпитых бокала наконец-то подошла и моя очередь.

— Привет! — Итан расцеловал меня в обе щеки. — Ну как тебе?

— Очень интересно! — воскликнула я.

— А моя идея с домиками на деревьях?

— Она-то мне и понравилась больше всего!

— Ну-ну — ты даже не зашла!

Я посмотрела на него и рассмеялась. Он — тоже.

— Просто задержалась на работе. Не сомневаюсь — ты был великолепен! Ну, как у тебя дела? Как Ана?

— Ана не смогла прийти. К сожалению. Я рассчитывал, что она составит тебе компанию. Ана не очень хорошо себя чувствует. Думаю, что у нее тот недуг — ну, печаль, как у художников в девятнадцатом веке, ею еще страдал высший свет. Как там она называлась?

— Истерия?

— Нет, полегче.

— Хандра?

— Да, точно. В общем, ничего страшного — пройдет.

Ему приходилось делать усилие, чтобы не отрывать от меня взгляда: люди вокруг говорили о чем-то гораздо более значительном.

— Хочешь, я тебя с кем-нибудь познакомлю? Мне просто нужно тут покрутиться.

— У меня тоже есть еще дела, — соврала я. — Так что крутись на здоровье. Похоже, для тебя это важно.

— Будут события и поважнее, уверяю тебя. Договорим на улице, ладно?

На Пикадилли было по-прежнему людно. Бело-синие огни над дорогой, покупатели, увешанные бумажными пакетами. Морозно — в самый раз для снега. Парочки — он в смокинге, она в вечернем платье — ныряли в вестибюли гостиниц. В магазинах, в каждой витрине — милая сказка. Декабрьский Лондон. Я намеревалась купить что-нибудь дорогое и вернуться назад, в свой отель, через Мейфэр [12] Район в центре Лондона. . Мне нравилось разглядывать форму швейцаров и освещенные окна квартир над улицей. Итан помог мне надеть куртку. Моя рука все еще сжимала рекламный листок.

— А это… — начал уже было он.

— Картинку ты выбирал?

— Да. Не узнаешь? «Дети на берегу моря»?

— Нет.

— Хоаки́н Сорóлья-и-Басти́да [13] Хоаки́н Сорóлья-и-Басти́да (1863–1923) — художник, один из представителей испанского импрессионизма. ?

— Я все равно не знаю.

— Напомнила мне о тебе, — пояснил он. — О тебе и о Эви, наверное.

— И впечатляющая биография, кстати. Горжусь тобой. Даже если все это ты сам написал.

Он уже хотел вернуться в академию и приготовил свою фирменную — «я снова с вами» — улыбочку.

— Просто безобидная выдумка, — проговорил он. — Так ведь?

История рождения Итана стала частью семейного фольклора задолго до моего появления на свет. Из моей же вместо достойного продолжения вышло сплошное разочарование. Она окончилась банально: на больничной койке на свет появилась девочка. Так что Отец редко рассказывал о моем рождении.

Мать была на восьмом месяце и работала секретаршей в той же конторе, где Отец чинил электроприборы, в часе езды от Манчестера. На этом сроке Мать уже с трудом дотягивалась до пишущей машинки, а над ее походкой хохотали все остальные секретарши; Отец по три раза в день поднимался к ней из полуподвала, где располагался отдел технического обслуживания, — носил еду в контейнерах и делал массаж. В тот день она не чувствовала ничего такого, что предсказывало бы скорое рождение ребенка, за исключением странного дискомфорта и лишь предчувствия боли. Но вдруг — во́ды — в трусиках и на дешевом офисном кресле.

В четвертый за этот день раз Отец поднялся по лестнице. Один из директоров компании, мистер Бедфорд — о да, однозначно «злодей» [14] Игра слов: bad (англ.) — плохой. в этой истории, — был уже рядом с Матерью и держал в руке трубку телефона, стоявшего на ее столе. Мать тоже держалась за трубку и просила, чтобы — пожалуйста — мистер Бедфорд ее положил, ведь они с мужем заранее решили: ребенок родится дома, и они сейчас же поедут туда. Мистер Бедфорд, как выяснилось, уже дважды пытался вызвать такси до больницы, но Мать каждый раз нажимала на рычаг прежде, чем он успевал договорить.